Сергей Тамбовский - Империя отходит от края

— И что же там написано?

— Вот, сам смотри, — и она протянула мне сложенную нужным образом карту, — я конечно не большой специалист в дореволюционной орфографии, но по-моему тут написано «пр. под.30фут. лев. стор.4.кир. снизу». Пр — это наверно правый… или прямой, под — подъезд или подвал, остальное и так понятно.

— Давай исходить из того, что «пр» это правый, а «под» это подъезд, у 17В как раз 2 подъезда, зайдем что ли, они вроде никак не охраняются.

По кучам битого кирпича, щебенки и тому подобного строительного мусора кое-как протиснулись к правому подъезду, я чуть не разодрал себе куртку о торчащие во все стороны арматурины, Анюта же, натренированная в спортзале, легко уклонялась от разных препятствий. Зашли, я продолжил философствовать относительно карандашных отметок:

— «30фут» это понятно что, только в какую сторону эти футы и от чего отсчитывать… как думаешь? Ну примем в первом приближении, что вверх, это будет… это будет около 9 метров, значит третий этаж, поднимаемся… закосим немного под Индиан Джонсов.

— А это кто?

— Герой американских комиксов, отважный археолог, который ищет древние сокровища и при этом постоянно находит приключений на свою задницу. Кино вроде на эту тему вот-вот выйдет.

Лестница тоже была изрядно захламленной, двери естественно отсутствовали как класс, перила тоже давно обвалились, так что смотреть вниз в центральный проем было страшновато. На третьем этаже оказался огромный зал во всю длину здания, вот не меньше тыщи квадратов, тоже заваленный мусором, наверно раньше тут какие-то механизмы мельничные стояли.

— Теперь налево и смотрим на нижние кирпичи.

Посмотрели, толку с этого было маловато — штукатурки тут то ли никогда не было, то ли обвалилась она, все кирпичи на виду были и все они на вид абсолютно одинаковые.

— Предложения какие-нибудь будут? — уныло спросил я.

— Так точно, тщ майор, — браво взяла под козырек Анюта, — надо простукать эти кирпичики, а особое внимание уделить четвертому ряду снизу.

— Дай я тебя поцелую, умница ты моя, — ответил я и взял в руки молоток, а ей второй дал (эти инструменты мы из дома захватили). — На, стукай.

И мы в четыре руки начали обстукивать кирпичики по периметру зала… примерно через десяток минут Анюта крикнула мне (мы уже находились практически в диаметрально противоположных концах зала):

— Тут звук другой!

Я подбежал к ней, чуть не растянулся на куче мусора, кретин, но удержался таки на ногах. Постучал сам в то место, куда она показывала, потом рядом, действительно что-то тут не так. Достал из сумки маленький ломик типа фомка и начал долбать по стыкам неправильного кирпича. Тяжелое это дело, граждане, выбивать кирпичи дореволюционной кладки — там же раствор с яичным желтком замешивали, на совесть, так что скорее сам кирпич раздолбаешь, чем отсоединишь его от соседних. Полчаса битых короче у меня ушло на то, чтобы хоть немного освободить проем, аж взмылился весь, Анюта при этом тихонько стояла рядом и не мешала.

— Ну вот, пустота тут какая-то есть, — сказал я ей, свалив остатки кирпича внутрь, — давай проверять, что там. Ты будешь проверять или мне доверишь?

Анюта всецело доверила это дело мне.

— Есть! — сказал я придушенным голосом, зацепив какую-то металлическую хрень в глубине стены, причем палец при этом себе располосовал, хрень эта оказалась с зазубринами по краям.

— Ну что там? — Анюта аж подпрыгивала в воздух от возбуждения.

— Самому интересно, — ответил я, вытаскивая на свет божий металлическую коробку от дореволюционного монпансье. Тяжелая, зараза, и на крышке у нее значит был нарисован сначала двуглавый орел, потом надпись «Товарищество Г.Ландрин» и уж в самом низу «Монпансье» с загадочной добавкой «Смпсъ». — Открываем?

— Нет, блин, назад положим в закрытом виде — чего спрашиваешь-то? — моими же словами подколола меня Анюта.

Попробовал снять крышку — не идет, заржавело, тогда я подцепил край отверточкой (вот не спрашивайте, зачем я ее в сумку сунул, сам не знаю) и постукивая снизу молотком, прошелся вдоль одного края коробки. Через полминуты крышка подалась и отлетела в сторону, и первое же, что мы увидели внутри, это был револьвер с барабаном, старый-престарый и весь заржавленный.

— Что это? — в недоумении спросила Аня.

— Наган скорее всего, еще один сука пистолет в нашу коллекцию, мало нам Вальтера. Там сидела Мурка в кожаной тужурке, — процитировал я известную песню, — а из-под полы торчал наган. Знаешь наверно такой блатняк? Ну давай дальше смотреть, — и я вытащил наган и отложил его в сторону.

А дальше там шли сплошные документы и письма, перетянутые истлевшей красной ленточкой, вытащил и их, это неинтересно, на самом же дне коробки обнаружились две желтенькие монетки, да. Вынул их, передал Анюте.

— Маловато для Индиан Джонсов-то, но хотя бы что-то — две штуки по 10 рублей 1898 года выпуска, николаевские червонцы они в народе называются, в каждой монете содержится по 7 с небольшим грамм чистого золота. На аверсе портрет самодержца, как видишь, на обороте орел и надпись «10 рублей».

— И сколько они сейчас стоят? — поинтересовалась она.

— В районе 250–300 рублей за штуку. Но если поймают при продаже, будет статья за спекуляцию, как уж ее там… 162 пункт 7, незаконные сделки с валютой и драгоценностями, до пяти лет, но на первый раз могут и штрафом ограничиться. Можно еще сдать государству, как клад, там 25 % тебе вернут, но овчинка выделки по-моему не стоит.

— Хорошо, давай тогда уже быстрее мотать отсюда, — абсолютно здраво рассудила Анюта, — а то заметут с этим кладом, даже и 25 % не получишь. И документы я бы тоже взяла, почитаем вечером, вдруг чего интересное найдется.

И мы умотали к своей копейке. Найденную коробку я в багажник положил и прикрыл сверху разным барахлом, во избежание.

— Время еще не позднее, — сказал я далее, взглянув на часы, — до захода солнца часа три есть, может на Марата заодно заглянем? Все равно это по пути домой.

— Ты же не хотел в оба места сразу? — сразу вспомнила Аня.

— Вчера не хотел, сегодня обстоятельства изменились и захотел — в чем проблема-то?

— Ну это же твоя любимая фраза про пацана, который сказал…

— А, в этом смысле… понимаешь, Анюта, иногда надо подходить к вещам гибко и творчески… вот был такой товарищ Иисус Христос, так он однажды очень верно заметил, что «не человек для субботы, а суббота для человека»… я понятно объясняю?

— Да понятно все, едем на Марата. По дороге расскажешь, кто это такой.

— А кто такой Черниговский, значит тебя не интересует?

Рассказал про Жана-Поля, чо… Анюту более всего заинтересовало, что же за подругу он звал перед смертью… я сказал, что вероятнее всего Симону, его последнюю в жизни любовь, но она не успела… а надо было успевать, ответила Аня… да все равно он не жилец был с такой-то болезнью, а тут хоть знаменем стал, опять же картин духоподъемных сколько нарисовали… ну все равно жаль парня, — закончила обсуждение Аня.