Анджей Сапковский - Сага о Рейневане. Башня шутов

Пришлось идти осторожно, чтобы не вляпаться в кучу. Окрестные рощицы превратились, как и при каждом турнире, в общественное отхожее место. Зембицы насчитывали около пяти тысяч жителей, турнир мог привлечь не только горожан, но и гостей, что в сумме было приблизительно что-нибудь около пяти с половиной тысяч человек. Похоже, каждый из них побывал в кустах по меньшей мере дважды, чтобы облегчиться, освободиться от накопившейся влаги и выбросить недоеденный бублик. Смердило так, что аж глаза слезились. Было ясно — это не первый день турнира.

Запели трубы, толпа опять завопила в один голос. На сей раз Рейневан с друзьями были уже настолько близко, чтобы сначала услышать треск ломающихся копий и грохот столкновения очередных соперников.

— Видный турнир, — оценил Самсон Медок. — Видный и богатый.

— Как всегда у князя Яна.

Мимо них прошел крепкий паренек, сопровождающий в кусты пригожую, румяную и огненную красавицу. Рейневан с симпатией взглянул на пару, всей душой желая им отыскать местечко поуютнее и по возможности свободное от ароматящих куч человеческого дерьма. Мысли его немного замутила настырная картинка того, чем сейчас парочка занимается в кустах, в промежности приятно защекотало. «Ничего, — подумал он, — ничего. Меня от подобных радостей с Аделью тоже отделяют лишь минуты».

— Туда. — Шарлей со свойственным ему чутьем повел их меж домиками кузнецов и оружейников. — Привяжите лошадей здесь к изгороди. И пошли сюда, тут свободнее.

— Попытаемся подойти поближе к трибуне, — сказал Рейневан. — Если Адель здесь, то…

Его слова заглушили фанфары.

— Aux honneurs, seigneurs chevaliers et escuiers! [295] С честью, господа рыцари и оруженосцы! ( фр .) — громко крикнул маршал герольдов, когда фанфары умолкли. — Aux honneurs! Aux honneurs!

Девизом князя Яна была современность. И европейскость. Выделяясь в этом даже среди силезских Пястов, зембицкий князь маялся комплексом провинциала оттого, что его княжество лежит на перифериях цивилизации и культуры, на рубеже, за которым уже нет ничего, только Польша и Литва. Князь тяжело это переживал и прямо-таки болезненно тянулся к Европе. Для окружающих это порой бывало весьма обременительно.

— Aux honneurs! — кричал по-европейски маршал герольдов, одетый в желтый табарт [296] Просторный кафтан с гербом феодала, который носили герольды. с большим черным пястовским орлом. — Aux honneurs! Laissez les aller! [297] Начинайте! ( фр .)

Разумеется, маршал, старый добрый немецкий Marschall , у князя Яна именовался по-европейски Roy d’armes [298] Король герольдов ( фр .). , ему помогали герольды — европейские персевансы, а гонки с копьями через ограду, старый добрый Stechen über Schrnken, назывались культурно и европейско: la juste [299] Турнир на копьях ( фр .). .

Рыцари вложили копья в токи [300] Упоры на латах для копий. и с грохотом копыт бросились вдоль барьера. Один, судя по девизам на попоне, изображающим вершину горы над красно-серебряной шашечницей, был из рода Гобергов. Второй был поляком, о чем свидетельствовал герб Елита на щите и козел в гербе модно зарешеченного турнирного шлема.

Европейский турнир князя Яна привлекал множество гостей и из Силезии, и из зарубежья. Пространство между изгородями и специально огороженную площадь заполняли сказочно расцвеченные рыцари и гермки, в том числе представители самых видных силезских родов. На щитах, конских попонах, лентнерах и вапенроках красовались оленьи рога Биберштайнов, бараньи головы Хаугвицей, золотые пряжки Зедлицей, турьи головы Цеттрицев, шашечницы Боршнитцев, скрещенные ключи Эхтерицев, рыбы Сейдлицев, болты Бользов и карточные буби Квасов. Словно этого было недостаточно, там и тут виднелись чешские и моравские эмблемы и девизы — остжевья панов из Липы и Лихтенбурга, одживонсы [301] Гербовый знак в виде оторванного уса. панов из Краваржа, Дубе и бехини, багры Мировских, лилии Эвольских. Не было недостатка и в поляках — Староконей, Авданьцев, Долив, Ястжембцев и Лодзьцев.

Поддерживаемые могучими руками Самсона Медка Рейневан и Шарлей взобрались на угол, а потом на крышу дома кузнеца. Оттуда Рейневан внимательно исследовал уже близко расположенную трибуну. Начал с конца, с менее значительных личностей. Это была ошибка.

— О Господи! — очень громко вздохнул он. — Там Адель. Там, клянусь душой. На трибуне!

— Которая?

— Та, что в зеленом платье… Под балдахином… Рядом…

— Рядом с самим князем Яном, — не упустил возможности Шарлей. — И верно, красавица. Ну что ж, Рейневан, поздравляю с отменным вкусом. Поздравить со знанием женской души не могу. Подтверждается, ох подтверждается мое мнение. Напрасно мы ввязались в зембицкую одиссею.

— Это не так, — сам себя заверил Рейневан. — Это не может быть так… Она… Она… узница.

— Чья, давай подумаем? — Шарлей прикрыл глаза ладонью. — Рядом с князем сидит Ян фон Биберштайн, владелец замка Столец. За Биберштайном — незнакомая мне дама в годах.

— Эвфемия, старшая сестра князя, — узнал Рейневан. — За ней… Неужто Болько Волошек?

— Наследник Глогувки, сын опольского князя. — Шарлей, как обычно, оказался на высоте. — Рядом с Волошеком сидит клодский староста, господин Пута из Частоловиц с женой Анной из Колдицев. Дальше сидят Кильян Хаугвиц и его супруга Людгарда, затем — старый Герман Цеттриц, дальше Янко из Хотемиц, владелец замка Ксенж. Он как раз встает и аплодирует Гоче Шаффу из Грайфенштайна. Пожалуй, с женой. Рядом с ней сидит Миколай Зейдлиц из Альтенау, одмуховский староста, около него Гунцель Свинка из Свин, далее кто-то с тремя рыбами на красном поле, а значит, Зейдлиц или Кужбах. А с другой стороны вижу Оттона фон Боршнитца, дальше кого-то из Бишофштайнов, затем Бертольда Апольду, чесника из Шенау. Потом идут Лотар Герсдорф и Хартунг фон Клюкс — оба лужичане. На нижней скамье сидят, если мне зрение не изменяет, Борута из Венцемежиц и Секиль Рейхенбах, хозяин Тепловод… Нет, Рейневан, я не вижу никого, кто мог бы походить на стражника твоей Адели.

— Там дальше, — воскликнул Рейневан, — сидит Тристрам фон Рахенау, родственник Стерчей. Как и Барут, тот, что с туром в гербе. А там… Ох! Псякрев! Не может быть!

Если б не то, что Шарлей крепко схватил его за плечо, Рейневан непременно свалился бы с крыши.

— Это кто же, — спросил он холодно, — так тряхнул тебя? Вижу, твои вытаращенные глаза прилипли к деве со светлыми волосами. К той, за которой ухаживает юный фон Догна и какой-то польский Равич. Ты ее знаешь? Кто она такая?

— Николетта, — тихо сказал Рейневан. — Николетта Светловолосая.

План, казалось бы, гениальный по простоте и дерзости, не сработал, мероприятие провалилось по всему фронту. Шарлей это предвидел, но Рейневана удержать не удалось.