Дмитрий Калюжный - Грани сна [litres]

– Неужели вы с тем полковником и призраком смотрели один и тот же сон?!

Лавр задумался. В Александровском саду, на их пивных посиделках, он рассказал Ветрову, что, уснув здесь, попадает в далёкое прошлое, как полноценный человек. Лёня не поверил. Потом, в новой реальности, он, к счастью, забыл о том разговоре. Теперешняя версия Лавра: что в прошлое попадают зловредные англичане, а он просто видит сны о них, Лёне и его начальникам кажется логичной. Так зачем её менять?

Скажи он им правду – чего доброго, вождям влетит в голову, что Лавр, обладая теми же способностями, что и англичане, может сам испортить им прошлое. Например, уведёт у дедушки или папаши Карла Маркса жену, и Маркс не родится, не сочинит своего марксизма, и они, вожди нынешние, потеряют теоретическую базу для революции, и не станут вождями. Если они это сообразят, то зачем им ждать, пока с Лавром разберётся шпион из будущего. Они его сами… того… оптимизируют. Тем более, он сейчас полностью в их руках.

– Ну? – поторопил Ветров.

– Это сложный процесс, Лёня, – раздумчиво повёл беседу Лавр. – У англичан мощная техника, они через информационную зону, где я вижу сны – назовём её «Зона сна», забрасывают в прошлое своих агентов. Полковник, о котором я сказал, в 1934 году жил в ленинградском театре, прикидываясь Смертью, чтобы создать в городе нужные настроения, а его напарник организовал убийство Кирова. Когда мы с полковником встретились в моём сне, я сказал, что знаю об их проделках. И он подтвердил!.. Кстати, заодно обругал Станиславского.

– Режиссёра?

– Да.

– А он тут при чём?

– Всё не так просто! Вильям Шекспир – между прочим, англичанин, говорил: «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль». [160]

– Что ты плетёшь? Какой Шекспир? Послушай себя: ты с кем-то во сне гуся ешь. Во сне! Чепуха несусветная, сам подумай.

– А что, ты во сне никогда не ел гуся?

Ветров облизнулся:

– Гуся – нет, но вообще… Что-то, бывало, ел.

– Вот видишь. Не только ем, но и выспрашиваю там о будущем, и притаскиваю информацию вам. Теперь призрак узнал, где я живу, и они меня убьют. Я даже убежать отсюда не могу! Заборы и охрана вокруг.

– Ребята из комиссии решили, что призрака не было, что он – галлюцинация. А ты что о нём знаешь?

– Ничего не знаю. Он бесплотный. Информационный сгусток. Они его создали, может быть, специально, чтобы шарить в чужих снах… Что ж ты такой тупой? С тем, что здесь охрана стреляет в галлюцинацию, ты согласен, а что я общался с английским полковником во сне – нет. Давай, я с Берией поговорю. Ты устрой встречу, я ему объясню.

– Чтобы ты за собой «хвост» привёл? Неуловимого призрака? А за ним придут английские шпионы-убийцы? Не думаю, что Лаврентию Павловичу нужны такие приключения. Впрочем, я ему твою просьбу передам…

Вскоре после отъезда из их шарашки московских гостей тихая и размеренная жизнь Лавра кончилась. Его увезли в другую шарашку. А там – не прошло и недели: «Гроховецкий, на выход с вещами!» – и опять куда-то повезли. Потом ещё раз. И ещё. Он и не знал, что в стране столько шарашек! Можно подумать, всех достойных инженеров и конструкторов посадили за колючую проволоку.

Он понимал, почему его возят. В цепочке бюрократов, сидящих между Ветровым и Берией, не знают, как с ним быть. Теряются. Отпустить его? А вдруг нельзя. Оставить на месте? Это проще всего, но вдруг его и впрямь убьют непонятные призраки, и они, бюрократы, окажутся виноватыми. Любой чиновник боится оказаться в чём-то виноватым. А так – ну, перевезли. То есть: «Мы не виноваты, мы что-то делали»…

В лагере на реке Двине его поселили в пустой комнате медчасти. Никакой работы не требовали. Читать нечего. Лежи и спи! Всех развлечений – в столовой повидаться с новыми людьми, поговорить. И однажды он встретил старого знакомца! То был учёный-оптик, Сергей Сергеич Герасимов, который перед войной был начальником их ленинградского ОТБ. Его тогда сняли с работы, и куда он делся, Лавр не знал. А вот, смотри-ка: работает в шарашке как простой инженер!

– Здравствуйте, Сергей Сергеич – сказал он, подсев за столик.

Герасимов мельком глянул на него, и опять уткнулся в тарелку, буркнув:

– Здрасьте.

– Вас всё-таки взяли?

Тот поднял глаза:

– Что значит, «взяли»? Вам чего надо?

– Бросьте, Сергей Сергеевич. Если вы затаили на меня обиду, то зря. Я никак не виновен в вашей судьбе, уж поверьте.

– У меня прекрасная судьба, – мрачно сказал бывший начальник. – Я занимаюсь любимым делом.

– Это хорошо, – улыбнулся Лавр. – В Ленинграде, помню, вы говорили на собрании, что всем нам придётся засучить рукава, и работать по способностям. И что по потребностям мы получим когда-нибудь потом. Вы помните ту свою речь?

– Нет, не помню. И вас, Гроховецкий, тоже не помню, и помнить не хочу.

Подошёл дежурный шнырь и вежливо предложил Лавру пересесть за свой столик. Пришлось подчиниться, и он оставил своего бывшего сатрапа, хотя с удовольствием поболтал бы с ним ещё.

…Разъезжая по шарашкам, Лавр никому не говорил, кто он. И не рассказывал о событиях в их уральском ОТБ. Однако едва ли не везде заключённые об этом знали! Подходили, спрашивали. Он пресекал такие разговоры. Однако на Двине пошло дальше: его вызвал здешний кум, и стал укорять, что Лавр тут распространяет слухи о призраке. Лавр отверг его обвинения, и даже признался, что впервые слышит о каком-то призраке! И выразил желание обсуждать эту тему, только если гражданин начальник ему о призраке расскажет всё в подробностях.

Кум раскричался и выгнал Лавра вон.

Но случилось на Двине и приятное событие: он «провалился» в прошлое, и там было хорошее лето. Его подобрало местное кочевое племя, и Лавр провёл там прекрасные десять лет. Припомнил былые навыки беззвучного хождения по лесу. Охотился, жарил оленину. Однажды видел полковника Хакета, тот был не одет и вообще имел бледный вид. Лавр обежал его стороной: хватит с него этого фанфарона… Вскоре туземцы-охотники сказали ему, что видели останки белого человека, которого разодрал медведь. Говорили они об этом сочувственно, так как считали всех белых родичами Лавра…

Из двинской шарашки чекисты увезли зэка Гроховецкого в Миасс. Ещё через неделю доставили в Красноярск и тут вдруг освободили вчистую. Оказалось, он ни в чём не виноват, его дело пересмотрено, и «вот ваш паспорт».

– А что мне теперь делать?

– Что хотите.

– В Москву можно ехать?

– Хоть на Луну. Нам всё равно.

– А деньги?

Сказали, что заработанные им за последние годы деньги, за вычетом потраченных на его содержание, придут переводом через неделю. А пока в придачу к паспорту отдали то, что было у него в карманах в день ареста: вполне приличное количество рублей и копеек, расчёску, носовой платок, студенческий билет и какие-то ещё мелочи. И портфель, в котором среди бумаг спряталась высохшая до деревянного стука булочка с марципаном.