Татьяна Смородина - Фехтовальщица

Генриха заметили не сразу, и некоторое время маркиз, созерцая творившееся вокруг пьяное безумие, молча стоял в дверях.

– О, господин де Шале! – воскликнул де Бонк. – Присоединяйтесь к нам! Присоединяйтесь! Смотрите, какие милашки!

Де Шале молча подошел к де Санду, взял бесчувственное тело своей молодой жены с его колен и все так же молча понес его в экипаж. Катрин и Жулиана, как провинившиеся арабки, тихо засеменили следом.

Фехтовальщики недовольно загудели, но им ничего не оставалось, как только проводить Жанена де Жано прощальными криками.

– Сударыня, держитесь! Мы с вами! Господин де Шале, оставьте нам вашу прекрасную жену! Для вас одного этого слишком много!

– Я еще вернусь, Даниэль! – билась в руках фаворита короля фехтовальщица. – Даниэль, Альбер… Альбер, спасибо вам, спасибо!.. Даниэль, я вернусь, вернусь…

В экипаже Женька упала на скамью и начала рыдать как девочка, которая в одночасье вдруг стала сиротой, а Катрин забилась в уголок и прикрыла ладонями розовое лицо. Жулиана растерянно на них смотрела.

Было уже семь часов вечера. Солнце склонялось к горизонту и окрашивало город в багровые тона.

Женька думала, что Генрих устроит скандал, но он почти ничего не говорил, дав ей отлежаться и вернуться в ту часть своего существования, где она была за ним замужем, и пока девушка тихо постанывала, лежа на кровати, он сидел неподалеку и читал какую-то книгу.

Через пару часов фехтовальщица, наконец, смогла оторвать голову от подушки и посмотреть в сторону стула, на котором сидел де Шале. Она вздохнула. Если бы он накричал на нее или даже ударил, она бы почувствовала себя легче, но Генрих молчал, занятый чтением, или делал вид, что был занят им.

– Вы будете ужинать, сударыня? – спросил он, едва взглянув на шевельнувшееся под балдахином тело.

Де Шале обратился к супруге на «вы». Этикет сейчас этого не требовал, поэтому Женька сразу поняла, что дело плохо.

– Нет, я хочу пить.

– Вино?

– Воды. Я хочу воды.

Генрих кивнул кому-то, и Цезарь немедленно подал девушке бокал воды с брошенным туда кусочком лимона. Утолив положенную в ее ситуации жажду, Женька встала, подошла к мужу и присела у его ног.

– Генрих…

– Я слушаю вас.

– Ты… ты прости меня.

В лице де Шале что-то подавленно взволновалось, но он даже не посмотрел на девушку у своих ног.

– Я простил, – сухо ответил он.

– Ты не будешь ложиться?

– Мне нужно дочитать главу.

– А что это за книга?

– Плутарх.

– Ты любишь читать Плутарха?

– Меня это уравновешивает.

Женька замолчала и дала дочитать своему мужу главу, все это время просидев у его ног, будто кающаяся Мария-Магдалина. Ей была противна такая поза, но она сама назначила себе это наказание и с честью вынесла его до конца. Де Шале, несмотря на сдержанность в поведении, выглядел не лучше, – он будто страдал каким-то длительным внутренним кровотечением, против которого не помогали никакие лекарственные средства. Дочитав главу, маркиз кликнул Цезаря, и тот помог ему раздеться.

В постели оба супруга какое-то время лежали молча, потом фехтовальщица спросила мужа о парижских новостях, и он нехотя, без присущего ему азарта, рассказал о переговорах с Англией, темой которых был будущий брак принцессы Генриетты и наследника английской короны. При дворе ждали английского посланника.

– А что за посланник? – спросила Женька.

– Герцог Бэкингем. Наши все переполошились.

– С чего?

– Говорят, красавец, богач, роскошно одевается. Король нервничает. Что-то ему опять доложили по поводу королевы, поэтому трудно сказать, как его настроение отзовется на нашем венчании. Мне сейчас надо почаще бывать с ним. Он увидит, что мое отношение не изменилось, и смягчится, – сказал де Шале.

– Генрих… де Санд предложил мне вести в его школе приватные уроки, – решилась сказать главную свою новость фехтовальщица.

– … Даже не думай об этом.

– Я не могу не думать! Ты не понимаешь! Я другая, я задохнусь в твоем доме, если буду сидеть взаперти!

– Я разрешаю тебе выезжать.

– Чтобы смотреть на жизнь из окошка экипажа?

– Я не могу тебе позволить видеться с де Сандом. Я не настолько дурак, в конце концов!

– Это… это бессмысленно! Он все равно будет близок мне как учитель, как фехтовальщик!

– Ты моя жена, Жанна, ты сказала «да» священнику. Ты солгала?

Утром в назначенное время Ласаре снова делал «смелые зарисовки». Катрин в этот день почему-то не явилась, и фехтовальщица спросила о ней у Жулианы.

– Не знаю, почему госпожа Катрин не приехала, ваша милость, – ответила та, – но господин де Шале сказал, что только вы смогли с ней сделать в один вечер то, на что он потратил бы целый год.

– Он кричал?

– Нет, он смеялся, кричал его батюшка.

Было воскресенье, но де Шале все равно уехал в Лувр, как это делал каждый день, чтобы присутствовать при утреннем туалете короля. Отсутствовать там он мог только по предварительной договоренности со своим сюзереном или по болезни. Женька вздохнула с облегчением и попросила достать свою мужскую одежду.

– Ваш муж велел запереть ее в ларь, госпожа, – сказала Жулиана.

– Так открой его!

– Господин де Шале велел не давать вам мужскую одежду, госпожа.

– Он что, не понимает?..

Фехтовальщица рассердилась чуть ли не до слез, вспомнив почему-то сказку о царевне-лягушке, у которой преждевременно отняли ее «вторую кожу», и попыталась настаивать на своем, но Жулиана держалась стойко. Манипуляции с мужской одеждой возмутили, но не удивили Женьку, – странным ей показалось то, что Генрих ничего не спросил о портрете.

– Господин де Шале знает, как рисует меня Ласаре? – оставив свои требования, спросила она у Жулианы.

– Господин де Шале знает, что господин Ласаре делает с вас наброски.

– А о том, что я на них не в парадном платье?

– Господин де Шале об этом не спрашивал.

– А если спросит?

– Если спросит, я скажу ему об этом, госпожа.

– Тебе попадет, Жулиана.

– Господин покричит, но не выгонит меня. Я нужна господину, я знаю хозяйство.

– Тогда почему ты не дашь мне мужскую одежду?

– Это нехорошее желание, госпожа. То, что вы делаете с господином Ласаре более прилично.

Но Женька не смирилась и все-таки поехала в школу де Санда. Даниэль был рад ее видеть и предложил пообедать. Несмотря на то, что в улыбке его все еще оставалась некоторая досада, он, как будто, не чувствовал себя побежденным. Хорошо понимая, что владеет оружием не менее сильным, чем его счастливый соперник, он держался уверенно и, видимо полагал, что все еще можно исправить.

За столом кроме него и фехтовальщицы находились Лабрю, Франкон и Ажелина.