Татьяна Смородина - Фехтовальщица

Дверь в комнату была заперта. Фехтовальщица постучала.

– Что там? – раздался раздраженный голос офицера.

– Откройте, господин де Брук! Срочное сообщение о маркизе де Шале!

– Майе, открой!

Де Брук уже лег в постель и, видимо, был абсолютно уверен в своей неуязвимости, поскольку не сразу понял, что происходит. Как только слуга открыл дверь, Женька оглушила беднягу рукоятью кинжала, ворвалась в комнату и, запрыгнув на кровать, приставила лезвие боевого ножа Ренуара к горлу побледневшего де Брука. Он вжался в подушки, и зрачки в его маленьких глазках запрыгали, как две беспомощные мушки, завязшие в густой сметане.

– Что?.. Что?.. – беззвучно пошевелил он губами.

– Мне нужно разрешение на выезд из Бастилии, – потребовала Женька.

– Вы не посмеете, сударыня, – покосился на кинжал де Брук.

– Граф д’Ольсино тоже так думал.

– Вас поймают и казнят.

– Но вы этого уже не увидите, сударь! Разве вам не будет жаль?

– Это верно, на вашу казнь я еще хочу посмотреть.

– Тогда пошевеливайтесь.

Де Брук вылез из кровати босой, в одной рубахе подошел к столу и, подрагивая кисточкой ночного колпака на голове, написал разрешение. Все это время Женька держала у его бока кинжал.

– Основание? – спросил тюремщик.

– Что? – сразу не поняла девушка.

– Я должен указать причину срочного выезда в такой час.

– Причину? Вы еще спрашиваете? Пишите: «Побег маркизы де Шале». Этого достаточно?

– Более чем, – усмехнулся де Брук, заверяя бумагу подписью и печатью.

Женька сунула документ за пазуху, свалила де Брука, от души стукнув его рукоятью кинжала по голове, и побежала за Денизой, которая ждала ее за дверями.

После восьми часов дежурство на этажах велось спустя рукава. Охранники спали или играли в кости, сидя в дежурной, только для проформы иногда выглядывая в коридор, поэтому ничто не помешало фехтовальщице беспрепятственно выйти во двор. Документ она показала всего два раза – при выходе из крепости и у ворот. Узнав причину ее выезда, старший охранник ударил в колокол. Бастилия пришла в движение, все заволновались, забегали… Женька отлично понимала, что счет уже пошел на минуты, но, тем не менее, руки ее не дрожали, когда она подавала бумагу и смотрела в глаза офицеру у ворот. Ей, как чрезвычайному гонцу, тотчас нашли лошадь. Девушка вскочила в седло и поскакала в город.

– Держитесь реки, сударь! – подсказал офицер.

Женьке вовсе необязательно было ехать в Лувр, но запредельная сила нового виража ее пути требовала такого же дерзкого завершения.

Париж, сумеречный и опасный в это время суток, уже не смущал фехтовальщицу. Девушка, как никогда, именно сейчас чувствовала себя своей в этой смердящей полутьме. Казалось, ей надо было ликовать, но лицо ее, покрасневшее от решительного движения к цели, оставалось сосредоточенным и неподвижным, словно отлитая из бронзы маска, – она будто боялась, что выпущенные на волю чувства, как звери в римском цирке, убьют ее.

Увидев всадника, стража у входа Лувра заволновалась. Вперед вышел офицер. Это был де Бронте, однако фехтовальщица не смутилась. Глядя прямо ему в глаза, она подала подписанный де Бруком, лист и сказала:

– Из Бастилии от коменданта! Срочно предать королю!

Девушка почему-то была уверена, что де Бронте не выдаст ее, и не ошиблась. Де Бронте прочитал текст, присвистнул, а потом взглянул на раскрасневшегося всадника. Лицо офицера вытянулось, в глазах вспыхнула искра неописуемого восторга…

– Хм!.. Хо!.. Это вы?.. Лихо, детка… – пробормотал де Бронте и кашлянул. – Велено ждать ответ, сударь?

– Нет, господин де Бронте, мне приказано только передать этот документ.

– Тогда что вы здесь делаете, юноша, черт меня возьми?! Езжайте отсюда! В этой вашей Бастилии вас, верно, уже хватился ваш офицер! Марш! Марш, милейший! Ах ты, черт меня возьми! А вы что стоите, Феликс? Живо несите бумагу королю!

Фехтовальщица поскакала прочь. Теперь ей надо было где-то укрыться. К де Санду ехать она опасалась, – в первую очередь ее могли разыскивать именно там; обратиться за помощью к де Белару девушка не смела; оставался де Ларме, но когда Женька нашла его дом, хозяйка ответила из-за дверей, что мушкетер съехал с квартиры.

– Он бросил службу?

– Не знаю, сударь. Он сказал, что нашел квартиру ближе к Лувру.

– Понятно.

Фехтовальщица задумалась. «Что же остается? Может быть, Жильберта?.. Нет. Там меня знает вся улица… Да и где спрячешься в этих ее двух комнатушках? Герцогиня де Шальон?.. Нет, это новая зависимость. Франсуаз наверняка начнет заставлять меня работать на ее протестантов… А если Шарлотта?.. «Божья птичка»… Но повар и Ксавье тоже знают меня… Ксавье – свой мальчишка, а вот Матье… Ничего. Мне бы только достать денег и переодеться».

Женьке, в самом деле, требовалось первым делом сменить одежду. Форма охранника Бастилии была не только опасной, но и сырой. Дождь продолжал лить, и к «Божьей птичке» девушка подъехала совершенно мокрая, будто только что вылезла из реки.

За окнами кабачка, как и везде в этот ночной час, было темно, но Женька стучала в его дверь до тех пор, пока за ней не возникло некоторое движение.

– Кто здесь? – спросил незнакомый мужской голос.

– Мне нужна Шарлотта.

– Хозяйка уже спит.

– А вы кто?

– Я Северин, работник.

– Разбуди Шарлотту, Северин, скажи, что есть новости о Жанне.

– Какой еще Жанне?

– О Жанне. Она знает.

Шаги удалились, потом удвоившись, снова приблизились.

– Кто здесь? – услышала фехтовальщица голос Шарлотты. – О какой Жанне вы говорите?

– О той, которая помогла тебе с «Божьей птичкой».

– Но… но она в Бастилии.

– Нет, уже не в Бастилии. Открой, Шарлотта.

– … Бог мой!.. Северин, убери ружье и иди спать. Это свои, это… от крестной.

Загремел засов, и в дверной проем высунулось бледное лицо Шарлотты и ее дрожащая рука, держащая ночник.

– Боже! Боже!.. Госпожа… вы? – прошептала она.

– Тише, у меня лошадь. Ее нужно убрать куда-нибудь.

– Боже! Боже!.. Так вы… вы…

– Да, я только что сбежала из Бастилии.

– За вами гонятся?

– Нет, успокойся, никто не знает, что я здесь.

– Идемте, зайдете со двора.

Девушки зашли во двор и спрятались в дровяном сарае. Туда же завели и лошадь.

– Боже! Боже! – все причитала молодая хозяйка, и ночник в ее руке продолжал заметно дрожать.

Колебание пламени отражалось на взволнованных девичьих лицах, но каждая из девушек была взволнована по разным причинам.

– Ты не бойся, – сказала Женька. – Я ненадолго. Прикрой меня на пару дней. Осмотрюсь, а потом уйду.

– Но как же?.. Ксавье и Матье знают вас. Я могу укрыть вас только до утра.

– Ну, утром и посмотрим.

– Вы совсем промокли. Что это за куртка?