Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– Заткнись, старуха! – цыкнул Проспер и велел переодеть девушку в сухое платье. – И покорми. Потом заберем ее. Поняла?

– Куда заберем?

– Молчи, дура! Не твое дело! Коли шум какой будет, укрой.

Проспер и Робен ушли, а Эркюль завела Женьку в один из номеров и, порывшись в ларе, подала ей другую одежду. Это было платье с тугим корсажем и широким вырезом на груди, сорочка и три нижних юбки. К этому Кошон присовокупила чулки и башмаки с пряжками. Нижних штанов, которые носили только знатные дворянки, к платью не полагалось, отчего фехтовальщица сначала чувствовала себя непривычно, и только через некоторое время перестала это замечать.

Чтобы девушка согрелась, Кошон велела затопить в номере камин и дала ей теплую накидку. Потом она принесла поесть. Обхаживая свою нечаянную гостью, Кошон смотрела на нее с умилением и не понимала, почему девушка хмурится.

– Красавочка ты моя, красавочка, – приговаривала она. – Ужели с Проспером уйдешь?

– А ты думаешь, здесь останусь?

– Ой, подумай, подумай… Что тебе с этими окаянными волками мотаться? Жизнь их неверная и короткая – то дружка твоего повесят, то он сам тебя прирежет спьяну. Останься у меня, а? Смотри, я какое платье дала! Тут многие девки на него зарились, а я тебе!

– Бумагу мне принеси.

– Бумагу?

– И перо.

– Зачем тебе ножик?

– Обычное перо принеси, каким пишут, и чернила.

– Зачем тебе чернила?

– Письмо буду писать.

– Кому?

– Любовнику!

Женька грубила намеренно. Эркюль вызывала у нее раздражение и брезгливость.

Когда Кошон принесла все, что требовалось, и убралась прочь, Женька села писать письмо Клементине, через которую хотела связаться с Генрихом, но тут вдруг сообразила, что Эркюль не передаст письмо. «Ей надо, чтобы я осталась здесь. Нужно уйти с Проспером, а там я сама проберусь к Клементине. А если Проспер и Робен меня не отпустят?» Фехтовальщица задумчиво погрызла кончик перышка. Ее не покидало чувство неприятной растерянности, будто кто-то за ее спиной быстро переставил фигуры, а она, ослепленная слишком яркой вспышкой последних событий, плохо видела игровое поле.

Бумага продолжала лежать на столе. Женька вздохнула и взялась за продолжение своих «Записок».

К пяти часам вечера в «Красный чулок» потянулись любители суррогатной любви и дешевых приключений. Снизу стали слышны голоса, восклицания и профессиональный, присущий только этому заведению, женский смех.

– Сегодня ты со мной, Жульетт!

– С тобой, с тобой, голубчик!

– Эркюль, я беру Фредерику на всю ночь!

– Наперед заплати, милый!

– А где моя крошка Изабель?

– Занята она! Эй, куда? А деньги?.. Стефан, держи его!

Послышались шум борьбы, визг, хохот и ругательства.

– Так ему, так! Повадился на дармовщинку! А ты куда прешь? Стефан, а ну выкини этого сифилитика! Он мне и так полборделя перепортил!

– Эй, хозяйка, есть что-нибудь новенькое?

– Идемте со мной, господин Буше.

В номера стали подниматься пары. Под общий шумок Эркюль попыталась подсунуть пару посетителей и фехтовальщице. Первым был упитанный зрелый мужчина в добротном кафтане.

– Не желаешь побеседовать с кавалером, милая? – предложила Кошон.

– Не желаю.

– Зря капризничаешь. Господин Буше – мужчина солидный, семейный, не обманет.

– А, конкурент покойного Мишо? Пусть к жене своей топает. Я здесь не для этого!

Вторым Кошон привела мальчика лет тринадцати. Одетый чисто и по-дворянски, он старался держаться уверенно, но пылающие щеки выдавали его с головой. Было видно, что он здесь впервые, и сквозь полнейшую суматоху в его глазах просвечивал неподдельный и жгучий интерес.

– Проходите, проходите, милый виконт, – лебезила Эркюль. – Наконец-то вы решились. У меня для вас особый товар! Только для тебя, красавочка! Юноша из хорошего дома – чист, как младенец, богат, как принц!

– К мамочке его верни! Я сказала, что я здесь не для этого!

– Ишь ты! Не для этого! А кто за одежу расплачиваться будет? А за чернила? Тут тебе не пансион Святой Женевьевы!

– У Проспера спроси! Это он меня сюда притащил! Лучше поесть принеси.

– Поесть еще заработать надо! Идемте, виконт, я вас лучше Мари-Луизе предложу.

Тем не менее, Эркюль поесть принесла.

– Чего тебе еще надо? Тепло, еда приличная, кавалеров лучших даю!

Следующим днем Женька встала поздно, поела оставленный возле кровати кусок пирога и снова занималась рукописью до самого вечера. Иногда к ней из любопытства заглядывали здешние, раскрашенные, как для последнего праздника, девицы, но она смотрела на них сурово и общение не поддерживала. Проспер все не приходил, и у фехтовальщицы возникло опасение, что он не придет вообще, – он мог передумать, его могли убить или схватить полицейские. «Нужно уходить отсюда самой, – решила девушка. – Завтра утром и уйду».

К вечеру бордель снова ожил. В дверь кто-то громко стукнул и вошел.

– Здравствуй, милашка! Мне сказали… Вот черт!..

На пороге стоял Альбер де Зенкур. Он был в форме королевского гвардейца и с тем же потрясением на лице, что и у фехтовальщицы.

– … Альбер?..

– Хм… неужели все так плохо, де Жано? – усмехнулся Альбер.

– Черт возьми! Черт возьми!

Фехтовальщица вскочила, подбежала и обняла де Зенкура за шею. В коридоре мелькнула довольная физиономия Кошон.

– Принеси вина и поесть, старуха! – бросил ей через плечо де Зенкур и прикрыл дверь ногой. – Не думал, де Жано, что вы для этого бежали из нашей славной Бастилии!

– Не говорите чепухи, Альбер, я бежала не для этого! Как вы нашли меня?

– Я не искал, просто спросил девчонку посвежей… но никак не мог представить, что мне настолько повезет! Я же обещал вам, что мы когда-нибудь проведем время более интересно!

– И не надейтесь! Я здесь временно. Вчера меня чуть не поймали в прачечной.

– Вы прятались в прачечной?

– Я там работала.

– Тогда все еще хуже, чем я вначале подумал, господин де Жано, – засмеялся Альбер, – Давайте-ка уже устроимся поудобнее и поговорим немного.

Де Зенкур сел на кровать и посадил девушку к себе на колени.

– Мало ли кто заглянет, – сказал он. – Пусть уж будет на самом деле, как в борделе.

– Можно закрыть дверь.

– О, не стоит так торопить события, Жано, тем более, что двери здесь на ключ не закрываются.

Де Зенкур шутил, Женька тоже. Появление его в тягомотине этих последних двух дней было подобно бокалу шампанского, которое немедленно ударило в голову и требовало игры, причем игры на грани фола.

Эркюль принесла вино и закуску. Не сказав ни слова расположившейся под пологом веселой парочке, она с улыбкой удалилась.

Альбер выпил вина, и оживленная беседа продолжилась. По известным причинам Женька вина не пила, но поесть не отказалась. Сидя на коленях своего бывшего врага, она жевала хлеб, намазанный гусиным паштетом, и вспоминала, как они хотели убить друг друга. Де Зенкур, ласково поглаживая ее прямую спину, стянутую корсажем, тоже с удовольствием посмеивался над их стычками в классе де Санда.