Татьяна Смородина - Фехтовальщица

В воскресенье Женька каталась с Эдмоном на лошадях. У него была небольшая конюшня, и фехтовальщица даже не удивилась, встретившись там с «Гиборто». Она уже привыкла к этим встречам с лицами из оконченного сюжета, однако скоро одна из них не только оказалась неприятной, но даже невольно возбудила ее фехтовальное настроение. На очередной конной прогулке навстречу Монрею и Женьке выехала другая пара на таких же ухоженных лошадях. Это был подтянутый молодой мужчина с прозрачными голубыми глазами и его спутница в охотничьем костюме – подстриженная под каре жгучая брюнетка, голову которой Женька в последний раз видела на полке у Сивиллы.

Неторопливо проследовав мимо, оба всадника сдержанно поздоровались с Эдмоном. Мужчина с прозрачными глазами при этом так взглянул на фехтовальщицу, что ей показалось, будто это не прообраз, а сама душа графа д’Ольсино нашла себе другое время для проживания.

– Это кто? – спросила девушка, провожая проехавшую пару долгим взглядом.

– Наши соседи, – спокойно сказал Эдмон. – Супруги Бонне. Камиль и его вторая жена Маргарита.

– А первая?

– Погибла. Тормоза отказали в машине.

– Ее звали Верони?

– Да.

– Чем занимается этот Бонне?

– Он президент банка в Орлеане. Здесь у него загородный дом. Вон там, видишь башенки?

– Вы не ладите?

– Не ладили. У нас была тяжба из-за земли, когда я решил здесь строиться.

– Ты выиграл дело?

– Да.

– Почему ты не предупредил меня заранее?

– Хотел отомстить за съемки у Монсо, – почти серьезно ответил Эдмон. – Давай оставим этих фантомов из твоего прошлого. Сейчас приедет моя дочь.

– Кто?..

– Она несколько раз в год приезжает ко мне. Ее зовут Жули, и как она выглядит, ты знаешь.

– А ее мать?

– Ажель. Занимается книжными продажами. Мы уже семь лет, как разведены.

– Ты ее любил?

– Наверное. Студенческий роман. Тогда все казалось любовью. Это потом я научился не регистрировать каждый раз свои скороспелые желания.

– А я?

– Ты не желание, ты – недостающее звено.

– Где?

– В моей жизни.

С Жули фехтовальщица, конечно, подружилась без труда. Девочка знала, что отец ее женится на этой девушке, но относилась к этому спокойно. Вечером Эдмон опять предложил пойти на реку. В доме был бассейн, но все трое единодушно предпочитали его скучной прозрачности живую воду с ее темными глубинами, скрытыми в них обитателями и подводными течениями.

С берега был виден дом Бонне. Устав от бурных заплывов, фехтовальщица лежала на берегу и, пожевывая сухую травинку, задумчиво смотрела в его сторону.

– Оставь, Жени, – подметив ее взгляд, – сказал Эдмон. – Камиль Бонне, хоть и образованный, но очень скучный трудяга. Он даже не остается на корпоративные вечеринки.

– Маньяки всегда выглядят тихонями.

Эдмон засмеялся и стал стряхивать со спины фехтовальщицы прилипший песок.

– Ты смотри, тут еще остались следы от плети Себастьяна де Барбю, – сказал он.

– Не ври! – рассердилась фехтовальщица и убежала к дому.

Эдмон, тем не менее, не врал. Следы оставались, но только очень бледные. Полюбовавшись на них в зеркале, Женька сняла купальник, оделась в одно из платьев, которое купил ей у Клемана Монрей, и спустилась к ужину.

– Ну, как тебе здесь? – спросил Эдмон. – Нравится?

– Если это клетка, то нет.

– Это не клетка, это шанс сочинить другой сюжет. Ты не против?

– Не против, – кивнула фехтовальщица и покосилась на стену, где висело коллекционное оружие.

Она понимала, что говоря о шансе, Эдмон был прав, но соблазн, который мог исчезнуть только с возрастом или с ее реальной смертью, все еще не давал ей покоя. Договор с профессором, конечно, сдерживал фехтовальщицу, как сдерживает узда строптивую лошадь, но и узда имела обыкновение снашиваться или рваться.

Тем не менее, неделя, прожитая на Луаре, если не стреножила, то, во всяком случае, направила фехтовальную стихию в более мирное русло. Женька вернулась к штурвалу того корабля, который был оставлен ради поединка с королем, и души ее коснулось некоторое спокойствие. Зато телесно, как и предрекал Этьен, фехтовальщице пришлось еще помучиться – ночами начинали болеть раны и особенно шрам на шее. Однажды поднялась даже температура – перед глазами снова мелькали знакомые места, события и лица, а голова, казалось, сейчас просто отвалится, не в силах удерживать в своем внутреннем пространстве весь этот болезненный хаос. Женька смазывала раны бальзамом, которым ее перед отъездом снабдил Дюпре, а профессор посмеивался в телефонную трубку и просил потерпеть.

С понедельника Эдмон возобновил свои дела и снова вовлек в них свою беспокойную невесту. Она не сопротивлялась, а в свободное время дорабатывала свои «Записки» и общалась с Жули. У Эдмона в специальном сейфе находилась запись сюжета, о которой говорил профессор, но Женька не пользовалась ею даже при работе над своей книгой. Она боялась смотреть на себя со стороны, ожидая, когда пройденное время поможет взглянуть на все это более спокойно.

На второй неделе Женька закончила рукопись и отвезла ее Монро, потом получила небольшие съемочные за эпизод в «Фаворите» и стала собираться домой.

Эдмон должен был приехать за ней позже. Шпагу ее отцу он обещал привезти сам. Для ее вывоза требовалось оформить специальные документы. Он помог Женьке выбрать подарки для родных, после чего проводил девушку в аэропорт, где они, наконец, кое-как отпустили друг друга.

Дома Женьку встретили журналисты, и она подтвердила, что уходит из большого спорта и уезжает жить к Эдмону Монрею.

– Так это он похитил вас, Евгения?

– Он не похитил, я сама уехала.

– Все это время вы жили в его доме?

– Я жила в его сердце.

– Это очень романтично, но почему вы о себе ничего не сообщали?

– Не хотела, чтобы нас разлучили.

Внимание прессы не тяготило фехтовальщицу. За время своей спортивной жизни она привыкла к нему и относилась как к части своей публичной деятельности.

На ступеньках аэропорта, растолкав назойливых представителей СМИ, вперед пробилась, мама, которой помогали Алиса и Кристина. Марина Дмитриевна плакала, смеялась и на ходу глотала какие-то мелкие таблетки, которые подавала ей Алиса. Все трое набросились на фехтовальщицу, стали обнимать ее и потащили вместе с вещами в такси. За ними бежали настырные телевизионщики.

– Скажите, Евгения, а это правда, что под виллой Марка Монрея проходит какая-то аномалия?

Вся четверка забилась в такси и, укрывшись там, поехала в город.

– А где отец? – забеспокоилась фехтовальщица.

– Дома, – ответила Марина Дмитриевна.

– Дома?

– Да, мы снова вместе. Он вернулся. Сама понимаешь… Синдром общего несчастья.