Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– Он не знал о сюжете?

– Знал. С тех пор, как Этьен подписался в проект «Арно Волк», Кристиан в курсе замыслов отца. За свою помощь он попросил включить в твой сюжет его образ и сам выбрал себе героя.

– Он хотел быть разбойником?

– Когда целый день ходишь в строгом костюме и улыбаешься тем, кому вовсе не хочется улыбаться, всегда возникает желание стать разбойником.

– А Этьен?

– Этьен с детства был любителем экстрима.

По возвращении на виллу Эдмон попросил фехтовальщицу надеть одно из платьев, которые он ей купил. Платье было неброским, но изысканным, из тех, что не стесняют движений и выгодно подчеркивают фигуру. Потом они вышли на террасу, сели на скамью и принялись изучать проспекты по дизайну ресторанного интерьера.

Будущее «Дежанси», в целом, занимало фехтовальщицу, но она все чаще смотрела не на красочные фотографии, а на лицо того, кто их показывал. Девушка еще как будто не верила, что оно так близко, и она может спокойно дотронуться до него рукой.

– Эдмон… а ты знаешь меня только по сюжету? – отложив проспект, спросила Женька.

– Не только… Я увидел тебя сначала в журнале. Так, листал как обычно после работы и тут вдруг твое лицо, глаза, мокрые волосы, рапира… Я позвонил отцу. Он уже работал над сюжетом и искал героиню. Потом я был на ваших соревнованиях. Отец приглашал тебя в гости, но ты не поехала, тогда он и придумал все это. Отец мастер придумывать.

– Да, мастер… Что там? – прислушалась к звукам в доме фехтовальщица.

– Там готовится ужин. У нас сегодня помолвка. Ты… не передумала?

– Как я могу передумать? Я заключила договор.

– Тебя держит только договор?

– … Не только.

Лицо рядом стало еще ближе, в глазах сгустились лиловые сумерки… Губы осторожно соприкоснулись, будто пробовали на вкус новую реальность, потом освоились, как прежде, вовлекая в свой жгучий чувственный эксперимент беспокойные души и возвращая их к тому творческому поиску, который был оставлен ради поединка. В глаза вспыхнуло какое-то короткое свечение.

– Да здесь уже все свершилось, господа! – засмеялся профессор Монрей, блеснув вспышкой фотоаппарата. – Теперь, Женечка, вы не отвертитесь! А вот и свидетели! Феликс, Сабрина, проходите!

– Ну, где тут эта русская невеста нашего Эдмона?

На террасу вышел грузный мужчина с лицом батюшки Генриха де Шале. Это был старший брат профессора Феликс. За ним на террасу потянулись другие гости из родственников и знакомых Монрея. И хотя Женька знакомилась со всеми заново, лица их были ей давно знакомы. За Феликсом профессор представил девушку его взрослым детям – Ришару Монрею (в сюжете Серсо), Люису (в сюжете де Ларме), Элоизе и Катрин. Супругой Ришара оказалась Клементина. С ними пришли их дети Жан-Жак и Люссиль. Цезарь и Валери приходились внуками Сабрины и детьми ее дочери Ажелины, которая, в свою очередь, была супругой Алена Франкона, давнего друга Эдмона.

Тут же присутствовали братья Савали Этьен и Кристиан, и Женька долго не могла оторвать взгляд от респектабельного «Тулузца». Одетый в дорогой эксклюзивный костюм, безупречно выбритый и причесанный, он очень отдаленно напоминал сурового поножовщика со Двора Чудес.

– С возвращением, Дикая Пчелка, – улыбнулся он.

– И вас тоже.

– С каких это пор мы стали на «вы»?

Улыбка у Кристиана была мягкой, но Женька, тем не менее, сильно смутилась, глядя в его смоляные зрачки.

Сначала этот водоворот знакомых лиц казался наваждением, но вскоре фехтовальщица освоилась. Никто из присутствующих, кроме Савалей, Ришара-«Серсо» и Дюпре- «Лабрю» о сюжете не знал, поэтому девушку Эдмона принимали только, как его русскую невесту, часто вспоминая при этом бабушку-эмигрантку.

– Эдмон сделал неплохой выбор, – сказала Луиза Лувье Женьке. – Вы даже чем-то похожи на Юлию.

– Да, «русская невеста», кажется, становится в нашей семье традицией, – улыбнулся Люис Монрей (де Ларме).

Помолвка происходила здесь же на террасе. Луиза подала Эдмону футляр с кольцом. Сельма махнул рукой – из глубины парка зазвучала музыка. Из-за деревьев полетели в вечернее небо фейерверки. Расцветая в нем яркими огнями, они сыпались вниз, словно чьи-то букеты… Женька посмотрела на камень в кольце – это был рубин.

– Страсть и война, – улыбнулся Эдмон, – как ты любишь, но теперь только страсть.

– Думаешь, у меня получится?

Женька смотрела кругом в некотором смятении. Помолвка напомнила ей венчание на фехтовальной площадке. «Сейчас должен вернуться из конюшни де Санд…» Даниэль действительно вышел на террасу, но не со шпагой, а с коробкой в руках. Он подошел к Эдмону и Женьке.

– Привет, Эдмон! Поздравляю! А это тебе, Жени. Цветы дарить не люблю. Чувствую себя при этом каким-то опереточным франтом. Вот, возьми это.

Данкур отдал фехтовальщице коробку.

– Это что? – посмотрела она.

– Фехтовальный шлем.

– Кто тебе сказал? – спросил Даниэля Эдмон.

– О вашей помолвке? Твой отец. А ты не рад, что я пришел?

– Пойдем-ка, поговорим немного.

Эдмон и Данкур отошли в сторону, а Женька направилась к профессору.

– Зачем вы пригласили Данкура?

– Вы не рады?

– Я рада, но Эдмон…

– Ничего-ничего! Присутствие Данкура будет держать мальчика в форме. Почивать на лаврах никому не идет на пользу.

– Вы провокатор, месье сочинитель!

– Только самую малость.

Монрей пригласил всех в гостиную, где был накрыт стол-фуршет. Женька вытащила шлем из коробки. К ней подошли Ришар, Клементина и Люссиль.

– Только не расслабляйтесь, мадемуазель, – сказал адвокат. – Марк уже говорил с вами?

– Да, я все поняла.

– Завтра утром мы побеседуем обо все подробнее.

– Доверьтесь Ришару, Жени, – посоветовала Клементина. – Он может поколебать любое обвинение.

– Я знаю.

На шлем в руках Женьки с любопытством смотрела Люссиль.

– Нравится?

Люссиль пожала плечами.

– У тебя красивое платье. Эдмон купил?

– Да.

– У меня тоже будет такой жених.

– Тебе красивых платьев не хватает?

К Женьке подбежал Жан-Жак.

– Можно померить? – попросил он.

– Держи.

Жан-Жак надел шлем и принялся бегать по гостиной.

– Жан-Жак, мы не дома! – попыталась урезонить сына Клементина. – Последнее время он стал совершенно непослушен. Боюсь, вырастет какой-нибудь разбойник. Жан-Жак, подойди! Ришар, останови его!

– Разве ж такого остановишь? – засмеялся Ришар.

К Женьке подошел профессор.

– Ну как? Голова не кружится?

– Послушайте, а де Белар?.. Он жив?

– Жив не де Белар, а Кристоф Ларош.

– Ларош?.. Это… это тот оператор, который с аллергией?

– Да. Я думаю, что его болезнь представляет собой побочное действие Окна. Люссиль тоже болела после смерти той девочки со Двора Чудес.