Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– Нравится? – заметил взгляд фехтовальщицы д’Ольсино. – Теперь я окончательно уверен, что мы подружимся, если не в этой жизни, то в другой. Это те самые толедские стилеты, о которых я говорил. Хотите посмотреть лезвие? Впрочем, не будем торопиться. Вы еще увидите эти превосходные вещицы в работе.

Дети, о которых упоминал д’Ольсино, в самом деле, пришли. Это были роскошно одетые мальчик и девочка лет восьми-девяти. Их привел де Барбю, на лице которого продолжала блуждать все та же влажная улыбка. Дети поздоровались с графом, называя того по имени, и с любопытством посмотрели кругом. Привязанная к столбику кровати девушка их позабавила, но не удивила.

– Она тоже будет играть с нами? – спросил мальчик.

– Да, Доминик, – ответил граф.

– Но ты привязал ее, – не поняла девочка.

– Еще не привязал, Бертиль. Это только веревки.

– А где наша матушка? Ты говорил, что сегодня мы увидим ее.

– Увидите. Себастьян, госпожа де Рошаль уже приехала?

– Да, ваша милость.

– Филипп, проводи ее сюда.

Через минуту наверх поднялась девушка в дорогом платье и шляпе с тщательно завитыми перьями. Для дворянки девушка выглядела несколько необычно. Ее густые волосы цвета воронова крыла не были собраны в прическу, а свободно падали на плечи и спускались вдоль спины ниже, стянутой бархатным корсажем, талии. Кожа лица, неестественно бледная на фоне этих волос, казалась гипсовой маской. Только в черных глазах ее волновалось что-то почти безумное.

Филипп, подставил девушке стул, а сам, опустив припухшие глаза, подошел к графу.

– Может быть, вы разрешите мне сегодня уйти, ваша милость? – попросил он. – Я болен.

Слуга действительно мелко дрожал и, будто зяб, кутал одна в другую сухие руки.

– Молчи и делай, что велено, – велел граф.

Филипп еще ниже наклонил голову и отошел в сторону.

– Это они, Камиль? – кивнув на детей, спросила госпожа де Рошаль.

– Да, сегодня это будут они, Маргарита. Милые у меня сегодня пажи, верно?

– А эта девушка? Вы не говорили, что будет девушка, сударь.

– Эта девушка прелестна, госпожа де Рошаль. Ее присутствие здесь не случайно. Через пару часов мы вместе сядем ужинать, и я познакомлю вас с ней поближе.

– Но она, как будто, ваша пленница…

– Пока пленница.

Маргарита расположилась на приготовленном для нее стуле, который стоял напротив кровати, словно в неком театре, а граф подхватил детей и по очереди забросил их на кровать. Там они стали шутливо бороться, со смехом и визгом перекатываясь по широкому ложу как по спортивному мату. Граф криками подбадривал их, а потом сам присоединился к этой шумной игре, подбрасывая и валяя детей по кровати, словно любимых кукол.

– Камиль, когда же? – воскликнула Маргарита, не выдерживая какого-то странного напряжения, с которым она следила за этой непонятной игрой.

– Не мешай!.. – крикнул граф.

Взгляд его прозрачных глаз, которые близко видела Женька, изменился и закипел голубым пуншевым огоньком.

– Филипп, ленту! – велел д’Ольсино. – Филипп, ты что, не слышишь, старик?

Филипп упал на колени и трясущимися руками закрыл лицо. Ленту, сдернув ее со своей ноги, подала Маргарита. Подхватил шелковую полоску, граф подтащил к себе девочку и вдруг замотал и стянул ленту на ее худенькой шее. Доминик в ужасе отпрыгнул в сторону, но его поймал де Барбю и, крепко стиснув, зажал ему рот рукой.

Девочка забилась, словно глупая мушка. Ее движения становились все слабее, а хрипы все тише и тише… Маленькое лицо исказила страшная судорога… Женька замерла и смотрела на все это совершенно потрясенная, но еще надеялась, что это только дикая шутка свихнувшегося богача, которой он хотел ее попугать. Она даже не сделала никакой попытки ему помешать, хотя вполне могла бы достать графа ногой.

Когда Бертиль затихла, де Барбю бросил хозяину мальчика.

– Не надо, сударь! – закричал Доминик. – За что, сударь? Что я сделал! Я исправлюсь!

– Бертиль без тебя будет грустно, Доминик. Ты должен догнать ее, – сказал граф, глаза которого, как перевернутые зеркала, были обращены куда-то внутрь себя.

– Помилуйте, сударь!.. Мама! Мама!

– Сейчас, сейчас! Ваша мамочка уже ждет вас!

Вельможа выхватил толедские кинжалы и стал разрезать на мальчике одежду. Женька очнулась и попыталась оттолкнуть графа ногой, но на нее навалился де Барбю.

– Только не закрывай ей лицо, Себастьян! – воскликнул д’Ольсино. – Смотри, смотри сюда, племянница де Грана!

Он размахнулся и вонзил в худенькую спину мальчика оба лезвия. Доминик вскрикнул и затих, а граф, отбросив в сторону испанские ножи, вдруг упал на мертвые тела и застонал.

Фехтовальщице стало казаться, что она находится в чьем-то чужом кошмаре, хочет проснуться, но проснуться никак не получается.

– Госпожа, госпожа… – забормотал кто-то. – Камиль, она в обмороке.

– Кто? – приподнял голову и посмотрел кругом рассеянным взглядом д, Ольсино.

– Госпожа де Рошаль, – сказал Филипп.

– В обмороке? – переспросил граф. – Вот странность! Я не так представлял себе сегодня Маргариту… Зато посмотрите на госпожу де Гран! Каков взгляд! Уверен, что она сейчас хочет разорвать меня на куски… Так, прекрасная девушка?

Женька не ответила, но граф был прав, – если бы не связанные руки и потный де Барбю, навалившийся на нее сверху, она бы немедленно вскочила и вонзила толедские кинжалы прямо ему глотку.

– Вижу, вижу, – улыбнулся д’Ольсино и встал. – Всегда бывает больно вначале, но вы не отвернули глаз, а это превосходный признак! Жанна, вы слышите меня?.. Себастьян, помогите ей, кнут под кроватью.

Де Барбю, как будто, только того и ждал. Он резко повернул фехтовальщицу на живот, разорвал на ее спине рубаху и, достав из-под кровати кнут, с довольными восклицаниями стал пороть ее как провинившуюся холопку. Женька закричала, но не о пощаде, – она грубо ругалась и билась возле окровавленного ложа точно, подцепленный на хитрый крючок, червяк. Из глаз ее брызнули слезы, – ей было больно, но не от ударов плети. Граф смеялся, а когда это перестало его развлекать, он велел де Барбю остановиться.

– Ладно, хватит, Себастьян, не перестарайся, – сказал он ему. – Достаточно того, что она еще долго будет носить на спине знаки твоего внимания.

– А с этими что?

– Ночью уничтожишь тела, как прежде.

– Может быть нам скормить их псам, как того воришку, что мы поймали прошлой неделе?

– Нет-нет, – поморщился д’Ольсино. – Снова будет много вони. Закопай этих прелестных деток в яме с известью.

– А эту? – кивнул на фехтовальщицу Себастьян.

– Об этой прекрасной девушке позаботится Филипп, а ты унеси отсюда госпожу де Рошаль. Мне тошно на нее смотреть.

– А если она померла?