Татьяна Смородина - Фехтовальщица

Женька заворочалась и повернула голову. Де Гран тотчас подошел к ней, а Кристоф остался у окна, где они только что разговаривали.

– Как вы, сударыня? – спросил управляющий и, придвинув стул, присел рядом.

– Хочу пить… и есть, – ответила слабым, совсем не фехтовальным голосом, фехтовальщица.

– Я сейчас распоряжусь, – кивнул де Гран и ушел вниз.

Де Белар некоторое время смотрел на распластанную девушку, потом сел на стул и спросил:

– Как все это случилось, сударыня?

– Никак, – бросила в ответ Женька и отвернула голову к стене.

– Это граф приказал выпороть вас?

– Да.

– За что?

– Так, чтоб повеселиться.

– Говорят, вы застрелили из арбалета его человека.

– Барбю… сдох? – приподняла голову фехтовальщица.

– Да, он скончался. Зачем вы это сделали?

– Затем, что скотина… и гнался за мной со шпагой. Я защищалась.

Женька говорила в стену, и ее сухие короткие фразы попадали к де Белару рикошетом, словно пули, выпущенные из пистолета небрежно и без цели.

– С чего вы полезли на земли графа?

– Де Гран сказал, что граф был участником мятежей, и я хотела узнать…

– Узнать что?

– Узнать об этом побольше, – резко свернула свое бессмысленное вранье фехтовальщица и повернула к нему искаженное лицо. – Отстаньте от меня, мне плохо!

Кристоф пересел со стула на край кровати и коснулся ее руки.

– Я хочу помочь вам, сударыня.

– Я знаю, но этого не надо.

– Надо. Я хочу увезти вас отсюда.

– Да, я слышала… чтобы выдать меня замуж. Спасибо, но я никуда не поеду.

– А что же вы хотите делать дальше?

– Я вернусь в Париж, поступлю в фехтовальную школу, а потом убью графа д’Ольсино.

– Вы?.. В фехтовальную школу? – де Белар усмехнулся. – Да вы хоть понимаете, что такое шпага, девочка?

– Да, я знаю фехтование.

– Вот как? Откуда?

– Меня учил отец.

– Зачем? У него не было сыновей?

– Не было.

– Все равно он не должен был портить вам жизнь.

– Почему портить?

– Женщины дерутся другим оружием. Ваше дело – создавать жизнь, а не прерывать ее.

– Я сама решу, что делать с жизнью, сударь.

– Вы еще слишком молоды, чтобы это решать.

– А вы еще не слишком стары, чтобы давать мне такие советы.

– Тем не менее, вы уедете, Жанна, – де Белар встал и надел перчатки. – Вы забываете, что ваше нахождение в Париже опасно не только для вас. На днях я приеду вновь, и мы обговорим это все подробнее.

Мушкетер уехал и, таким образом, разговор опять не получился.

Симона принесла похлебку и помогла девушке сесть. Скрасить обед своим обществом зашел де Гран.

– Наконец-то вы пришли в себя, Жанна! Двое суток метаться в горячке!

– Двое?..

– А что ж? Я уж думал, что не выживите, за священником послал! Вы знаете, что граф приезжал сюда?

– Да, я слышала его голос, думала, это бред.

– Отнюдь! Он в тот же час прискакал! Я не пустил, припугнул даже, да и не жалею! Стервятник, одно слово! И скользкий! Никак королевскому закону не дается! Зачем вы поплыли на левый берег? Вам мало было забот на правом?

– Так… скучно стало.

– Хо! Зато теперь вы отменно повеселились! Не думал, что для этого вам надо всыпать два десятка плетей и бегать полуголой по полям д’Ольсино!

– Вы услышали, как я кричала?

– Еще бы! Я уже и так догадался, где вас искать, когда Раймон сообщил, что пропала лодка.

– А тот кто был?

– Кто?

– Который вытаскивал меня из лодки.

– Гиборто, конюх. Я говорил вам о нем. Он надежный человек и конюх справный.

Где-то снова заплакал ребенок. Женька перестала есть и с некоторым испугом посмотрела на де Грана.

– Что это? – спросила она. – Это, правда плачет ребенок?

– Да. Тут такая история произошла! Анна полоскала белье и выловила его в реке. Сначала она думала, что мертвый, позвала Гиборто, а как вытащили, так он и заорал. Грудной, только родился. Еще и пуповина кровила. Думаем, какая-то знатная вертихвостка выбросила, чтоб грешок свой прикрыть.

Женька чуть не опрокинула миску.

– Так он жив?

– Кто жив?

– Это ребенок Марисы!

– Какой Марисы?

– Крестьянки! Она рожала там, на берегу графа!

– Вот те на! – развел руками де Гран. – Как же дитё в реке-то оказалось?

– Де Барбю бросил. Это его ребенок.

– Ну, тогда повезло мальцу, что жив остался! Только из матери вышел, поэтому и не захлебнулся. Будь постарше, ко дну бы камнем ушел! Черт! – вдруг хлопнул себя по ляжке де Гран.

– Что?

– Неужели вы, в самом деле, прикончили Себастьяна де Барбю, сударыня?

– Вы о нем жалеете?

– Тьфу на него мерзавца! Я жалею вас, Жанна! Видели бы вы свою спину!

– Да, спину… У вас тут есть зеркало?

– Есть, но небольшое.

– Принесите, я хочу посмотреть.

И хотя зеркало, действительно было небольшим, фехтовальщица с помощью Симоны все-таки сумела рассмотреть свою ноющую спину. Покойный Себастьян знал в этом толк, и та была расписана, словно кистью художника. Не хватало только подписи автора, но теперь вряд ли можно было что-то поправить.

Вскоре Женька могла вставать. Ее снова одели в зеленое платье, которое подарил ей Генрих де Шале, и она стала выходить на улицу. Де Гран категорически отказался давать мужскую одежду, но фехтовальщица уже была довольна тем, что на случай опасности он позволил ей носить при себе один из его охотничьих ножей.

– И не отходите далеко от дома, – велел управляющий. – Помните, что граф может вернуться или подослать своих людей. Я прикажу Гиборто присматривать за вами.

Хотя Женька и рассказала де Грану, что творилось на левом берегу, он поверил ее рассказу не сразу. Деяния д’Ольсино показались ему настолько чудовищными, что жуткую историю убийства двух детей он сначала посчитал остатками бреда, который еще не оставил его беспокойную гостью.

– Такое бывает на войне, но чтобы так просто, ради того, чтобы повеселить свою даму!.. Как вы сказали, ее имя? Маргарита де Рошаль? Неужели? Такое благородное семейство! Если это не последствия вашей горячки, сударыня, то этот мой сосед настоящий сатана! Жаль, что мы не можем ничего сделать!

Это была правда, – ни управляющий, ни фехтовальщица не могли наказать графа по закону. Затевать следствие девушке, которая сама находилась на мушке королевской полиции, было бы глупо. Не знали они, что делать и с ребенком Марисы. Его трудно было вернуть крестьянке незамеченным. Новость тотчас бы разнеслась по округе и неизвестно, чем бы кончилось его пребывание поблизости от владений любителя жертвоприношений. Поэтому мальчик продолжал оставаться в доме под присмотром Анны и кормилицы, которую де Гран по-тихому привез из ближайшей деревни.

Женька спустилась к реке. Прогуливаясь там, она жевала сорванную по пути травинку и посматривала в сторону графского берега. Ни граф, ни его люди поблизости больше не появлялись, однако фехтовальщица ни на минуту не преставала думать об этой, затекшей в страшных преступлениях, душе. Существование подобного «нечеловека» мешало ей, как случайный камушек в башмаке, оставив который, она всю жизнь будет обречена хромать, поэтому д’Ольсино заставлял думать о себе больше, чем кто-либо другой, больше даже, чем Кристоф де Белар. В том, что подобный человек должен умереть, она не сомневалась. Перебрав в уме все способы его уничтожения, начиная от опасного проникновения в дом до коварного выстрела из засады, Женька остановилась на поединке, единственном, что ей было близко и подходило больше всего. И хотя здесь противник мог оказаться искуснее, в таком способе осуществить справедливое возмездие отсутствовала подлость.