Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– Он тоже знает о дневнике?

– Нет.

– Тогда зачем вам этот маркиз?.. То есть, простите, я спросил чепуху, – понимающе улыбнулся провансалец.

– Вы ошибаетесь, – немного смутилась фехтовальщица. – Мы просто вместе, мне так удобнее.

– Да-да, конечно, – продолжал понимающе улыбаться Люис.

– Еще мне нужен мужской костюм и шпага, – сказала она.

– Мужской костюм?.. А, я понял – вы хотите под ним укрыться?

– Да.

– А зачем вам шпага?

– Костюм должен быть дворянский, значит, к нему полагается шпага.

– Да-да, верно. Хорошо, я постараюсь вам помочь.

На прощание Люис поцеловал девушке руку, но Женька прекрасно понимала, что это не столько знак симпатии, сколько печать, скрепляющая затеянную сделку. Сделка была не в ее вкусе, поэтому она улыбнулась в ответ с некоторой натугой и поспешила на улицу.

Оседлав Саломею, фехтовальщица снова поехала по грязной немощеной дороге. Несмотря на привкус уксуса, которым была приправлена состоявшаяся встреча, девушка осталась довольна. Она скинула капюшон и подставила лицо лучам, вернувшегося в город, солнца.

– Эй, милашка, ты случаем не Посланница Грозы? – крикнул кто-то сверху.

Женька посмотрела в сторону мокрых крыш. Ей махнул рукой студент, сидевший на слуховом окне. Фехтовальщица улыбнулась, но ничего не ответила. Плащ ниспадал с ее плеч, словно сложенные пред взлетом крылья, и она действительно чувствовала себя Посланницей с Небес, спустившейся на землю, чтобы бороться со Вселенским Злом.

Вернувшись в гостиницу, Женька занялась собой. Она позвала Валери и с ее помощью вымыла голову. Мыло было дрянным, вода еле теплой, и очень раздражали сами волосы, которые каким-то образом нарастил девушке Монрей и которые не нравились ей с самого начала. Они требовали постоянного ухода и предполагали какую-то другую жизнь, а к этой другой жизни девушка не только не была готова, она ее просто не хотела.

– Может быть мне постричься, Валери? – спросила Женька, глядя в зеркало, где девочка расчесывала ей мокрые пряди.

– Вы хотите уйти в монастырь?

– Причем здесь монастырь? Я хочу поменять прическу.

– Я могу завить вам волосы, я умею.

– Мне не нравятся длинные волосы.

– Но сейчас даже мужчины стали носить длинные волосы. Обрезать волосы – это позорно, госпожа. Девушки стригутся, если это больные девушки или бедные, которые продают волосы цирюльникам. Потом они носят чепец, чтобы на них не показывали пальцами.

Неожиданно в комнату зашел Рони. Он сделал повелительный знак сестре и та, извинительно присев перед фехтовальщицей, вышла. Через минуту за дверью раздался какой-то шум, возня и глухие покрикивания. Женька вскочила и выбежала в коридор. Там Рони, схватив сестру за те самые волосы, которые она только что защищала, бил ее кулаком. Она пыталась уворачиваться, но крепкий кулак брата доставал ее везде. Он не трогал только ее лица.

– Эй, ты что делаешь? – возмутилась Женька. – Перестань!

Рони, не обращая внимания на ее возмущение, взял Валери за руку и потащил к лестнице. Фехтовальщица догнала его, схватила за плечо и развернула к себе.

– Отстань от нее, слышишь!

– Не лезьте! Это наши дела, госпожа!

– Какие ваши? Куда ты ее повел? Она служит мне!

– Ее постоялец ждет!

– Так обслужи сам этого постояльца!

– Я такой обслугой не занимаюсь, – усмехнулся Рони.

– Какой обслугой?

– Известно, какой. У господина де Шале спросите.

– Что спросить?.. То есть, Валери… то есть, ты… – начала понимать Женька.

Рони не ответил и ушел с девочкой вниз. Женька побежала к Аманде, но, как оказалось, та хорошо знала, чем занимается ее младшая дочь. Мало того, она не скрывала, что сама и поставила это «дело», которое к тому же ее совершенно не стесняло.

– А что ж? – усмехнулась хозяйка. – И я так начинала, когда здесь очутилась. Лукре меня сразу приметил. Я ведь тут покрасивше всех была, да и похитрей… Это уж потом, когда замуж вышла, остепенилась. О-о, – покачала головой Аманда, увидев в глазах фехтовальщицы некоторое потрясение, – да вам, видать, такое в диковинку, сударыня? Ну что ж, оно понятно… Вы ведь в тепле и светле росли, прекрасные музыки слушали и ароматами цветов услаждались… А мы-то в холода со скотиной спали, дерьмо коровье нюхали да тумаки от батюшки получали… Вас вот скоро ваш именитый брат при дворе устроит, будете пирог марципановый есть да к королю на балы ездить, а нашим-то девочкам тоже надо свое место в этой вонючей жизни воевать.

– Но Валери… Она же еще маленькая!

– Кто маленькая? Валери? Да она уж год, как сорочки пачкает! Валери сама в сие влезла, как я ее в кладовке с учеником лекаря застукала.

– Так что же вы?.. Надо было поговорить!

– Я и поговорила. Все секреты обсказала, как до плода дело не довесть.

– До какого плода? Остановить надо было!

– Да разве ж такое остановишь? – засмеялась Аманда. – У вас там в Беарне это что ль в диковинку?

– Уже не в диковинку.

– То-то и оно! А что до Рони, так ей надо тумаков еще не раз давать, а то повадилась деньги припрятывать! Думает, самая хитрая здесь! Не жалейте ее, сударыня.

Валери вернулась к вечеру. Она принесла ужин. Женька сначала молча смотрела на ее округлую фигурку, а потом спросила:

– Ты всю жизнь собираешься провести в чужих номерах, Валери?

– Я больше ничего не умею, госпожа, а мыть полы как Жюстина не хочу.

– А если подцепишь что или забеременеешь?

– На все воля божья, госпожа.

– … Послушай, а господин де Шале… он тоже…

– Что, госпожа? – потупила бархатный взгляд девочка.

– Нет, лучше не говори ничего, – вдруг испугалась чего-то Женька.

– Господин де Шале обещал, что пристроит меня к какой-нибудь знатной даме. Поговорите с ним об этом, госпожа. Я ведь всегда делала все, что он хотел.

У фехтовальщицы слегка свело скулы, будто она долго жевала кислое яблоко, которое, не дождавшись созревания, сорвала с ветки.

– Хорошо, поговорю, – сказала машинально девушка и отослала Валери прочь.

Кровать в гостинице была жестковатой, но не только это не давало Женьке уснуть, – она продолжала думать о Валери, будто старалась пристроиться к какой-то новой системе координат и, если не принять, то хотя бы понять ее существование, но у нее ничего не получалось. Рони оставался в ее глазах грязным сутенером, Аманда жадной циничной теткой, Валери блудливой глупой овцой, а Генрих де Шале… Женька поморщилась, словно завоняло тухлым яйцом, потерла шею, которую он когда-то прокусил, и с легким стоном повернулась на другой бок, но там тоже было не лучше.

Маркиз приехал на следующий день после полудня. Цезарь открыл перед ним дверь и, одетый как всегда с иголочки, фаворит короля вошел в номер с таким благодушием на лице, будто все утро раздавал милостыню.