Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

С легкостью раздавив невысокую баррикаду из телеграфных столбов с досками и мешков с песком, самоходка лейтенанта Гладилина проехала еще немного и остановилась. Десантники попрыгали на землю и разбежались в стороны, выбирая позиции для стрельбы. Вторая самоходная установка подползла, скрежеща траками по брусчатке, следом и стала в двух десятках метров левее, слегка повернувшись. Когда подоспела третья, Гладилин приказал ее командиру развернуться и взять под контроль своего длинноствольного орудия мост позади себя. Десантники, похватав со своих машин укрепленные там лопаты и кирки, принялись подправлять осыпавшиеся от прежнего боя легкие укрытия. Захватить- то мост захватили. Теперь бы его еще удержать до подхода подкрепления.

Гладилин обрадовал по рации командование и получил приказ: удерживать мост, во что бы то ни стало. И они держались. Против мощной хоть лобовой, хоть бортовой брони самоходных установок венгры на этом участке противопоставить ничего не могли и пока не успевали. Главное было не подпустить к машинам пехоту с возможными гранатами. На дальних подступах идущих в атаку гонведов встречали разрывы снарядов поворачивающихся туда-сюда всем корпусом самоходных пушек, кто, несмотря на это, упрямо прорывался ближе – попадал под огонь автоматчиков и пулеметчиков. До ближнего боя дело пока не доходило.

Через короткое время с востока на мост очумевшей саранчой полезли толпы отступающих с того берега венгров. Третья самоходка, как раз для такого случая развернутая Гладилиным в противоположную сторону, дождалась своего часа. Наводчик установил прицел заранее. Заряжающий, как кочегар на паровозе, быстро и отработанно досылал в открывающийся казенник очередной 16,3-кг осколочный выстрел и сразу поворачивался, чтобы достать из зажимов укладки следующий. Досланный до отказа в зарядную камору снаряд срывал со стопора клин затвора и тот автоматически поднимался на место, закрывая ствол и взводя ударник. Наводчик, не убирая глаз от прицела, нажимал на спуск – пушка с непривычным для врагов утолщением эжектора на длинном стволе оглушительно ухала – откатывалась сантиметров на 30, автоматически выплевывая стрелянную горячую гильзу и, повинуясь гидропневматическому накатнику, возвращалась на место, снова оставляя свой ненасытный зев открытым в ожидании следующего унитара. И снова выстрел.

Спасающиеся от русского наступления с того берега и без того в край деморализованные предыдущими бомбежками, обстрелами и атаками гонведы были остановлены беспощадно и часто рвущимися среди них снарядами и напролом через насквозь простреливаемый мост бежать раздумали – повернули обратно. Они, как и их собратья по оружию у северного моста, кто побежал в обе стороны вдоль речки, а кто, рассчитывая на свое умение плавать, бросился, оставив на берегу оружие и мешающую амуницию с одеждой и обувью, в воду.

Минут через сорок с той стороны подошли долгожданные тридцатьчетверки с пехотой на броне. Потери за время боя у десантников самоходок были минимальными, венгерские атаки на них не были настойчивыми: хорошо защищенным броней мощным пушкам большей частью удавалось удерживать врага на длинной дистанции. Но эскадрон рошиоров, захвативший мост первым, за исключением меньше чем десятка подобранных раненых, полег почти в полном составе…

Бои в самом городе венгры вести не стали и особого сопротивления Красной Армии и ее румынским союзникам практически не оказывали. Да, какие-то улицы перегородили в последний момент сооруженные на скорую руку баррикады, где-то из засад били пушки и строчили пулеметы, где-то стреляли из окон и, по примеру поляков и испанцев, пробовали поджечь вступившие в город танки зажигательными бутылками. Но все это не могло сдержать вливавшихся сплошным потоком по двум уцелевшим мостам войск. Баррикады и засады расстреливались в упор и давились танками. Стрелки из окон и метатели бутылок с горючим безжалостно уничтожались вместе с квартирами и чердаками, послужившими им убежищем. Зачастую при этом загорался или рушился весь подъезд вместе с невиновными мирными жителями. Что ж поделаешь? Тушением никто не занимался. Войска спешили на запад, оставляя зачистку города медленнее идущим следом пехотным румынским батальонам.

Капитан Иванов сидел за накрытым пестрой чистой клеенкой столом над хорошо освещенной керосиновой лампой картой. Поздний вечер. Небольшой венгерский городок Пилиш, размером и количеством жителей с крупное русское село. Правда, не отнимешь, обихоженный не по-нашему: аккуратно замощенные дороги; приподнятые асфальтированные тротуары, добротные кирпичные дома, большинство в несколько этажей; электричество, сейчас, правда, отсутствующее; водопровод с водонапорной башней. Европа! Мать ее ети. Хозяева, крепкий старик с дородной старухой, ни слова не понимающие по-русски, остались в доме, оберегая нажитое добро; лишь уединились в дальней комнате, оставив остальные помещения на откуп ворвавшимся перед наступлением темноты русским. Добровольно оставили, даже без просьб; очевидно, рассчитывая на хорошее отношение, покормили, добавив расположившимся за большим столом со своим сухпайковым харчем солдатам наваристый паприкаш в большой закопченной эмалированной кастрюле и сверкающий ярко начищенной медью чайник с кипятком; показали, где у них в бидоне керосин для ламп.

Согласно приказу товарища Сталина, относиться к гражданскому населению Венгрии надлежало вежливо и уважительно, никаких обид, под угрозой военного трибунала, чинить было нельзя. Все мирные венгры должны были восприниматься бойцами и командирами Красной Армии, как освобождаемые от немецко-фашистского ярма обыватели. Приказывалось (как и в прошлой исторической реальности) оставлять на местах и даже всячески поддерживать органы местного самоуправления, уважать частную и личную собственность, оставлять на службе, если они не проявляли встречной агрессии, даже полицию и жандармерию.

Начавший войну командиром танковой роты еще в Румынии, капитан Иванов вошел в Пилиш на своей тридцатьчетверке хоть и в прежнем звании, но уже командиром батальона, заменив неделю назад выбывшего по ранению комбата. Правда, танков в его подчинении на сегодняшний вечер было уже меньше, чем полагалось даже роте. Что же тут поделаешь? Война. Наступление. Неизбежные потери. Пополнение не поспевает, а командование все торопит вперед, требуя не сбавлять темп. И не сбавляли.

Заморачиваться с прежними названиями подразделений неожиданно доставшегося ему батальона Иванов не стал. Если у него на ходу осталось лишь восемь танков, то и разделил он их уже не на роты, а на взводы. К чему громко называть ротой два полуживых, сплошь, как оспой, изъеденных вмятинами от несквозных ударов бронебойных снарядов танка, оставшиеся от всей третьей роты? Третьим взводом будут числиться. До поры до времени. Тем более что и командовать ими остался даже не лейтенант, а старший сержант.