Николай Коростелев - Гнев Неба [litres]

Глядя на беснующуюся толпу, Лянь наслаждалась своей гениальностью. То грандиозное, тщательно продуманное и до деталей разработанное ею, невероятное по своему масштабу и жестокости ограбление вступило в решающую фазу.

Пока Чжан, пунцовый от возбуждения, призывал ихэтуаней резать иноземцев и изменников, по городу, громыхая колёсами, катили десятки крытых фургонов. Четырёхколесные повозки с высокими деревянными бортами, крытые грубой тканью на металлическом каркасе, издали напоминали паруса – в Америке такие фургоны называли «парусами прерий». В каждой повозке сидело по шесть подростков. Фуры разъехались по адресам, где их уже ждали наводчики.

Подъехав к месту, подростки выскакивали из фургона и проникали внутрь зданий. Быстрая пробежка по дому. Хозява согнаны в одну комнату. Короткий допрос: деньги, золото, серебро.

Хозяева в ужасе пытались кричать, сопротивляться, но холодная быстрая сталь, безжалостно пробивая черепа, отрубая носы и пальцы, заставляла отдать всё. Ценности быстро сносили в одну комнату.

Контрольная пытка.

– У этих больше ничего нет, знали бы – отдали.

– В ножи! – и тела жертв падали на пол.

– Верёвки снять, трупы по комнатам, на ворота знак! – распоряжался старший.

Через несколько минут фургон уносился на следующий адрес, а на воротах ограбленного дома оставалась намалёванная красной краской большая клякса.

– Быстрей, быстрей, – не покладая рук, трудились до утра.

Заполненные под завязку фургоны неслись к реке, здесь их поджидали несколько вместительных парусных джонок. Одна такая посудина могла вместить в себя до пяти тонн груза, и Мамаша Лянь приказала грузить джонки под завязку. Вот и грузили.

– Принимай! Быстрее, быстрее!

– Готово!

– Поехали! – и фургоны уносились за следующей партией ценностей.

Перегруженная джонка осела в воду по самые борта.

– Первая готова, отходи!

Посудина тяжело отвалила от берега и встала на якорь.

– Подгоняй следующую!

– Прими швартовы! Крепи!

– Есть!

– Давай быстрее, фургон подъезжает.

– Принимай!

Вторая джонка тяжело отвалила от берега, освобождая место для следующей.

– Принимай швартовы!

– Принял!

– Крепи!

– Готово!

– Сил нет, передохнуть бы.

– Давай шевелись, на том свете передохнём!

– Фургон едет! Не один, вон второй!

– Подгоняй! Ставь оба сразу!

– Принимай! И раз, взяли!

Море красных фонарей освещало красным светом всё вокруг, отчего казалось, что двор кумирни и её окрестности стали багрово-красными.

– Жрецы! Совершите последнюю молитву и призовите духов! – заревел Чжан.

Застучали барабаны.

– Бум! Бум! – загудел колокол.

Жрецы, а за ними вся толпа запели:

– Небо! Раствори небесные врата! Земля! Раствори земные врата! Свет красного фонаря! Будь нашим проводником и охранителем! Лай е! Лай е! Спаси нас и охрани! Смерть предателям! Смерть белым дьяволам! Смерть ягунцзы!

Фургонам приходилось делать всё более дальние рейсы, но мамаша Лянь велела объехать все адреса, значит – вперёд.

И снова гремят колёса по ночным улицам города. Города, который ещё не знает размера своей беды. Купцы, банкиры, лавочники, дома, магазины, ювелирные лавки.

– Брать только золото и серебро! Медь на пол! Только золото и серебро!

– Тут дети!

– И что?

– Уже ничего!

– Быстрее, быстрее, у нас ещё два списка.

– Впереди стрельба!

– Что там?

– Грабят банк. Поможем?

– Нет! У нас своя задача. Вперёд, вперёд!

Громче застучали барабаны, зазвенел колокол.

Из боковой кельи кумирни вывели мальчика и девочку в красных повязках на головах и длинных красных одеждах. Это были Хунь Цин, избранные Небом для совершения таинств «Правды и Согласия».

Дети упали ниц перед жертвенником, и призыв духов начался. Ещё громче застучали колотушки и загремели ритуальные барабаны, ещё звонче забил колокол, ещё неистовей молилась толпа.

В воздухе голосили:

– Ихэтуань! Красный Чжан!

Мальчик и девочка с налившимися кровью глазами впали в религиозный транс и начинали безумно скакать и вертеться вокруг жертвенника. Потом вдруг упали на землю и простёрлись без движений, испуская сквозь стиснутые зубы пену и издавая глухое ворчание.

– Хо-шень Лай е!

– Лай е! Лай е! Лай е!

– Огненный петух спустился!

– Спустился! Спустился! Спустился! – закричала толпа.

Подняв фонари, размахивая мечами и копьями, толпа повалила через ворота на улицу.

– Ихэтуань! – орала толпа.

– Красный Чжан, веди нас! Смерть заморским дьяволам!

Затрещали, задымились дома христиан. Ихэтуани ломали двери, вытаскивали на улицу жильцов и, прижигая факелами, требовали отречься от Христа. В некоторых домах люди были уже мертвы, но это никого не смущало.

– Красный петух уже был здесь! – ревела толпа, грабя жилище.

– Огонь! Поджигай!

– Смерть изменникам! Смерть предателям!

Разноцветные фонари у входа в кумирню Духа Огня продолжали гореть. Курильницы продолжали искриться и испускать нити дыма, но в самой кумирне было тихо и сумрачно.

В алтаре перед кумиром Лао-цзы остался только главный жрец. Он склонил колени и горячо молился. В его потухших глазах, точно в тлеющих углях, мерцали искры давно угасших чувств.

Жрец взывал:

– Лао-цзы! Великий старец! Десять тысяч лет из недр вечности ты взираешь на землю. Всемудрый старец! Сохрани наш народ в годину смуты и тревог. Всеблагой старец! Спаси Ихэтуань и помоги им! Лао-цзы! Храни нас в мире благоденствия!

Деревянный истукан Великого старца Лао-цзы сидел на троне в парчовой порфире, безразличный к земным тревогам и горячим молитвам…

Генерал Ло, комендант китайской крепости Дагу, был не в духе.

Уже второй день не было связи с Тяньцзинем.

– Проклятые мятежники! – выругался он. – Бараны! С таким трудом удаётся налаживать отношения с командованием международной эскадры, но бесчинства религиозных фанатиков всё сводят к нулю.

На последнем приёме у адмирала Сеймура ему намекнули, что командование эскадры проявляет озабоченность по поводу тревожных слухов, которые приходят из Тяньцзиня, и выказывает недовольство по поводу бездействия властей в отношении бандитов – ихэтуаней. Что касается нерешительности властей, с этим комендант импани [54] Импань – крепость с группой жилых и хозяйственных построек для размещения войск. был полностью согласен: «Давно пора раздавить эту ихэтуаньскую мразь. Публично казнить пять-десять, а если понадобиться, то и сто-двести тысяч оборванцев, а головы их насыпать в корзины и развесить на городских стенах, чтобы всем остальным было неповадно».

Генерал имел все основания бесноваться, потому что сам был родом из Шаньдуна, откуда последние месяцы приходили дурные вести. Из писем сестры он знал, что в его родной провинции ихэтуани совсем слетели с катушек. Ладно бы жгли только бесовские храмы христиан, но ведь они жгут и грабят усадьбы и дома добропорядочных китайских граждан. Пострадало и его имение.