Николай Коростелев - Воин Чёрного Дракона [litres]

– Порядок, – довольно пробурчал убийца.

Напевая под нос студенческую песенку про чижика-пыжика и про то, где он, этот чижик, был, Тихий направился к связанному, бесчувственному телу охранника. Эту незатейливую песенку он слышал от одного из каторжан, бывшего студента.

Тогда студенты петербургского училища правоведения носили форменные мундиры ярко-зелёного и жёлтых цветов, по этой причине учащиеся других столичных заведений дразнили будущих правоведов «чижиками», поскольку цвета мундиров типичны для окраса этой птицы. Песенка-дразнилка, имеющая незамысловатую, но навязчивую мелодию, легко запоминалась и цеплялась за язык. Маньяку она нравилась, и когда у него дела шли на лад, он начинал бубнить её себе под нос. Под потолком старухиных апартаментов на большом железном крюке висела громоздкая люстра. Он подвинул под неё массивный стол и аккуратно снял тяжелый светильник. После чего подтащил бесчувственное тело охранника под крюк, перекинул через него верёвку и за руки подвесил тяжёлое тело к потолку. Затем задвинул стол в угол комнаты и стал неторопливо срезать с охранника одежду. Раздев его догола, оставил в покое. Теперь обе жертвы были готовы, и осталось дождаться, когда они придут в себя. Решив не терять времени и совместить приятное с полезным, Тихий занялся ценностями.

Методично обыскивая комнату, он сваливал найденное на огромную хозяйскую кровать. В распоротых подушках оказалось несколько объёмных пачек бумажных ассигнаций крупного достоинства. В шкатулках лежала гора женских драгоценных побрякушек, а под вторым дном самого большого сундука ждали несколько увесистых мешочков с золотым песком и мелкими самородками. Воодушевленный найденным богатством, он продолжил поиски с удвоенным энтузиазмом. Наткнувшись на большой расписной платок старухи, Тихий вдруг вспомнил о расшитых золотыми монетами нарядах хозяйки. Счастливо засмеявшись, он прекратил кантовать тяжёлые вазы и направился к массивному четырёхстворчатому гардеробу.

– А бабуля любила пошиковать, – довольно оскалился бандит, выбрасывая из гардероба украшенную жемчужными бусинами и золотыми монетами одежду.

Куча тряпок, расшитая богатствами, оказалась неприлично большой.

Свалив бабкины наряды у стола, он забрал у Будды поднос с монетами и поставил его на середину стола. Достал нож и стал неторопливо срезать с нарядов украшения и кидать их на поднос. Куча монет и жемчуга быстро росла. Занимаясь сбором ценностей, он не забывал поглядывать на старуху и охранника; по всему выходило, они вот-вот должны были прийти в себя.

Охранник очнулся первым, открыл глаза и, не понимая, чтó происходит, задёргался на крепкой верёвке, яростно вращая глазами и мыча.

– Очнулся, голуба! – обрадовался маньяк. – Вот и хорошо, вот и ладно, а то я тут почти закончил.

Бросив последнюю срезанную с одежды монету на переполненный поднос, он сжал в руке нож…

Сознание медленно возвращалось вместе с тупой, ноющей болью в голове. Виски разрывали какие-то странные мычащие звуки, в горле пересохло и мучительно хотелось пить, руки и ноги онемели.

– Что происходит?

С трудом разлепив глаза, хозяйка борделя с ужасом увидела, что она привязана к стулу. Сидит в собственной комнате. А напротив, связанный, как гусеница по рукам и ногам, извивается и мычит её охранник Ван. Он почему-то подвешен к потолку. И у него срезаны оба века.

Маньяк, будто дьявольский художник, оголил у жертвы глазные яблоки, что делало обезображенное лицо невероятно уродливым и страшным. От ужаса перехватило дыхание.

Что здесь происходит? Как такое может быть?

Вот уже пятнадцать лет, как она держит этот бордель. Её лично знают все официальные и теневые воротилы города. Сам Дзя Ды из Нунгаты по дружбе заглядывает в её заведение. Все шайки хунхузов, зимующие в Кайчи, считают за честь завести с ней дружбу и нередко приносят на продажу или в обмен на услуги её «бабочек» ценные побрякушки или золото. Она честно платит долю криминальному авторитету Кайчи – Кривому Суню. За это его шайка обеспечивает ей личную неприкосновенность и безопасность бизнеса.

Кривой Сунь жесток и быстр на расправу, и кто же решился связаться с ним?

С трудом повернув голову, она попыталась выплюнуть распиравшую челюсти и заполнившую весь рот тряпку. Но тот, кто забил этот кляп, знал своё дело. Тряпка даже не шелохнулась, а пересохшее горло и саднящее нёбо означали, что она в таком положении находится уже давно.

Вокруг подвешенного окровавленного охранника хлопотливо суетился какой-то невзрачный мужичок. Он кого-то ей напоминал. Мужик тем временем повернул подвешенное тело к ней спиной и принялся, не торопясь и смакуя, вырезать с низа спины жертвы ровные, длинные полосы. Ван дёргался, пронзительно мычал, но на третьем ремне потерял сознание.

– Сомлел, родимый, – сочувственно проговорил мучитель и, закрыв глаза, с наслаждением слизал кровь с клинка ножа.

Хозяйка дома не понимала ни слова из того, что бормотал этот ненормальный, и мучительно пыталась вспомнить, где могла его видеть.

– Постой! Так это же тот странный клиент!

Она обратила на него внимание, потому что он схватил первую попавшуюся под руку проститутку. Нет, не то что девочка была плоха, просто она была из новеньких, ещё не отъелась и выглядела так себе, как говорится, ни кожи, ни рожи. Европейцы, которые посещали её салон, предпочитали дам с пышными формами, а этот схватил новенькую. Причём заплатил до утра и сразу поволок наверх. Хозяйка ещё подумала: «Надо же, как приспичило, остальные целых полчаса выбирали. Вспомнила! Это же русские! Они недавно, неделю или две назад, пришли в город. Живут рядом, по соседству, в комнатах при кабаке. Точно они! Гуляют шумно, с размахом, к моим девочкам часто заглядывают. Слышала, что они в Кайчи до весны собрались кантоваться. А если до весны, то по-любому должны были у Кривого Суня „прописаться“. Или этот отморозок сам по себе? В любом случае, смерть его ждёт лютая и мучительная, главное, теперь самой из этой ситуации живой выпутаться».

– О! Очнулась, красавица! Молодец! – услышала она сквозь мириады мелькающих в голове мыслей. – Давай, приходи в себя. Пока твой охранник отдыхает, мы с тобой поговорим. Согласна? Ты, душа моя, скажи, где рыжьё прячешь? Не поняла? Ну, золото, ляны, юани?

Деньги требует, догадалась старуха. Что же делать? Отдашь – убьёт, не отдашь – будет резать, как Вана, заметалась она.

– Да ты не упирайся, – добрым голосом, с легкой грустью произнёс мучитель, – тебе они теперь ни к чему, а я с пользой потрачу. Погуляю. – Он мечтательно закатил глаза. – Да ты глазюками на меня не зыркай, лучше вспоминай где, – забыл он китайское слово, означающее изделия из золота и серебра. – О! Вспомнил! Скажи старая, где прячешь «джин джи» и эту, как её, «инь»?