Д Замполит - Пулеметчик

Наши из Питера сообщали, что все развивается в нужном русле, идет под контролем и я был спокоен, до тех пор, пока не появился Савинков.

Я вышел к калитке на окрик и поначалу его даже не узнал — он отрастил бороду, носил пиджак поверх косоворотки, сапоги и картуз и выглядел как строительный десятник, которых нынче в Сокольниках и Богородском было пруд пруди, работы после смерча хватит до осени точно.

— Что стряслось? — спросил я, как только мы отошли от участка подальше в рощу. Понятное дело, что явится вот так вот, без вызова на встречу, да еще не на явку, можно только в экстренном случае.

— В Питере плохо, “Собрание” получило третий отказ. Почуяли, что проигрывают экономическую забастовку, а с ней и влияние на рабочих и потому решили готовить политическую петицию и шествие к царю.

Бога душу мать, неужели Кровавое воскресенье? Я-то ожидал чего-то подобного, но в подсознании сидела дата “9 января”, а тут посреди лета… да и наше влияние на зубатовские общества было явно сильнее, чем в реале, вот и прощелкал… ммать!

— Кто во главе? — контрольный вопрос, вдруг все еще не так плохо.

— Священник, Георгий Гапон, — ответил Борис и отломал ветку отмахиваться от насекомых.

Приехали, оно.

Я присел на поваленный ствол и выслушал нервный рассказ Бориса. По всему выходило, что “освобожденцы” после парижской конференции решили “валить самодержавие”, но самим действовать было страшно и они настропалили Гапона немножко потаскать каштаны из огня. Первая встреча с попом прошла еще в апреле, были заместитель председателя “Союза освобождения” Анненский, экономист Прокопович и его жена Кускова, чье имя нельзя было упоминать при Плеханове, они-то и предложили Гапону устроить шествие с петицией. Не знаю, кто там из них такой умный, но на честолюбии и мессианстве Гапона они сыграли очень правильно. Сами-то на банкетах заявления принимают, в газетки пописывают, а под выстрелы пусть другие идут, очень в либеральном стиле, нечего сказать. Да и я тоже хорош, забросил все, кроме конференции и еще радовался, что в Питере при нашей помощи зубатовский профсоюз разрастается и выходит из-под контроля охранки.

— Текст петиции известен? — спросил я для порядка, слабо надеясь, что в нем только умеренные требования.

— Есть несколько вариантов, отличаются мало, в основе платформа Большева, с различными христианскими дополнениями, плюс идея единства царя с народом.

— Основные пункты?

— Выборная демократия, профсоюзы, — начал мрачно перечислять Савинков, — политические свободы, отмена выкупных платежей, отделение церкви от государства, замена всех косвенных налогов прямым подоходным налогом с прогрессивной шкалой…

Мать, мать, мать… В петиции практически все наши цели, но, блин, надо же понимать, где, когда и с кем! Одно только требование прогрессивного налога способно привести власть в исступление, а уж в комплекте со всем остальным… Идти с этой петицией к царю — все равно что уговаривать его вот прям щаз утопиться на глазах всего народа, а мы ему за это, так и быть, спасибо скажем.

Внезапно я поймал себя на мысли, что еще полгода назад я бы пришел в такой ситуации в ярость, а тут относительно спокоен…

— Мы через наших людей в Собрании можем как-то остановить или перенаправить это движение?

— Пробовали, почти вся организация держится на нескольких активистах, вроде семьи Карелиных, к ним подход есть, но рабочие слушают только Гапона, — отрицательно покачал головой Борис.

— Черт, мы же считали, что у нас полное влияние на зубатовские профсоюзы!

— Так и есть, но тут проблема в лидере, — Савинков сощурился на просвет среди деревьев, махая веткой и разгоняя комаров. — Исключительно сильная личность, хороший оратор, умеет зажигать толпу, даже манипулятор. И, похоже, сам верит в свою исключительность и заражает этой верой других.

— Есть возможность как-то повлиять на него? — вот кто, кто мне виноват, что я этот зубатовский контакт за целый год не реализовал?

— Ну поэтому я и здесь, — взглянул мне прямо в глаза Боря. — Он не желает ни с кем разговаривать, кроме Большева.

Оппаньки.

— Та-ак, и когда у нас встреча? — будь я проклят, если не использую хоть малейший шанс отговорить его.

— Через два дня, в Териоках. Обеспечивают финские товарищи и ребята Никитича.

— Хорошо, — я поднялся со ствола и повернул в сторону дачи. — Но за это вы мне кое-что должны.

— И что именно? — с удивлением спросил Савинков, раньше за мной такой меркантильности не водилось.

— Видите ли, Крамер, моя жена до сих пор не в курсе моего конспиративного альтер эго, она считает, что я просто ваш курьер.

— Смешно, право слово.

— Вот мне и нужно, чтобы вы представили меня, скажем, членом московского комитета.

— Ну, это самое простое, — усмехнулся визави и мы двинулись к даче.

***

Наташа выгнулась, сжала меня бедрами, с легким всхлипом покачнулась, опираясь на наши руки со сплетенными пальцами, и медленно опустилась мне на грудь. Я высвободился и гладил ее по распущенным волосам и спине, целуя в макушку и сам возвращаясь с седьмого неба.

Через несколько минут мы отдышались и Наташа, продолжая сидеть на мне верхом, снова поднялась и обличающе уставила на меня палец.

— Значит, Сосед? Член Московского комитета? — веселые бесенята прыгали в ее глазах.

— Он самый. А ты, значит, Зайчик? Ну что же, будем знакомы, товарищ Зайчик, — я попытался притянуть ее к себе и поцеловать, но Наташа уперлась.

— А еще какие тайны у тебя от меня есть, кроме конспиративных?

Я пожал плечами, насколько это было возможно в моем положении. Ага, так я все и выложил. Может быть, как-нибудь… потом… или вообще никогда.

— Послушай, есть вещи, которые я у тебя не спрашиваю. И есть вещи, которые я тебе не расскажу, пока не придет время. Вот что-нибудь другое — пожалуйста.

— Другое? Хм… Что такое зеленка?

— Какая еще зеленка? — вот умеют женщины делать внезапные повороты в разговоре!

— Которую ты требовал подготовить перед шквалом.

Вот же въедливая какая, пожалуй, на медицинские темы дома лучше не разговаривать, ляпну еще чего-нибудь — допросов не оберешься. Но про зеленку, конечно, надо рассказать, лучший же друг моего детства, наравне с мазью Вишневского, без нее покорение велосипеда, заборов и деревьев в округе могло иметь гораздо более печальные последствия.

— Раствор зеленого анилинового красителя в спирте, очень хороший антисептик.

— Какого именно красителя? — деловито спросил наш семейный медик, похоже, ее совершенно не смущало, что она сидит голышом на таком же раздетом муже.

— Он так и называется, бриллиантовый зеленый, точнее не знаю.

— И тебе про него рассказывал, разумеется, все тот же доктор Уайт в Калифорнии?