Владимир Сканников - Час-корень

Добычу дети кололи обломком силикатного кирпича. Странствующий историк позаимствовал инструмент, положил орех на бордюр и тоже нанёс удар. Скорлупа обиженно хрустнула. Роберт выковырял белую сердцевину — та была почти мягкой, не успела ещё засохнуть и сморщиться.

Сок от раздавленной кожуры тут же измазал пальцы. Оттереть его было трудно — он словно хотел остаться напоминанием о визите в микрорайон. Подумалось — может, путешествия по выдуманным мирам тоже не проходят бесследно? Память о них въедается в кожу Роберта, в мысли, в чувства. И после всех этих безумных прыжков историк из Питера будет уже, возможно, совсем не тем человеком, который прибыл в Усть-Кумск…

Он вышел на остановку. Подкатила задрипанная «газель». Роберт влез в раскалённо-душный салон, передал водителю деньги. И пока маршрутка петляла по пыльным улицам, украдкой вглядывался в попутчиков. Спрашивал себя — как бы им жилось в благополучно-солидном городе, о котором мечтает Ольга? В магическом мире, сочинённом Антоном? В антиутопии от Никиты? И в прочих подростковых фантазиях, если бы те вдруг стали реальностью, доступной для всех…

Доехав, он зашёл в мини-маркет — и между полок с консервами и напитками столкнулся с Ириной. Память услужливо подсунула кадр их предыдущей встречи — сыщица-стерва наводит на него пистолет.

Видимо, что-то отразилось у него на лице, потому что соседка ойкнула и отступила на шаг. Роберт опомнился:

— Извини, не хотел тебя напугать. Всё нормально?

— Да…

Она попыталась обойти его. Он коснулся её плеча:

— Погоди, мне правда неловко. Мы с тобой в последний раз… э-э-э… пару дней назад, по-моему, общались? А, ну да, точно — по телефону. Недопоняли друг друга, а теперь вот опять…

— Можно мне пройти?

— Да, пожалуйста.

Он отступил с дороги. Подумал — блин, надо поосторожнее с этими переключениями реальностей. Иначе скоро начнёшь на людей кидаться…

Дома он, освежившись, покосился на стол, где лежали тексты десятиклассников.

Может, дать себе передышку? Не проверять сегодня работы?

Мысль, в принципе, здравая. Выходной ведь…

Но чем ещё заниматься? Фильмы смотреть? Читать скачанные книжки, какую-нибудь фантастику для разгрузки мозгов? Ха-ха десять раз. Фантастики у него и так выше крыши, без всяких книжек…

А серьёзных дел тут, в реальном Усть-Кумске, у него сейчас нет. Было бы, конечно, неплохо поговорить с Варей, предполагаемой ведьмой, но для этого надо попасть на хутор. Как это сделать? Ответ до сих пор не найден. Зато есть надежда, что новые подсказки появятся в выдуманных мирах…

Роберт посмотрел на часы — начало второго. Рановато, конечно. Обычно он читал вечером, а утром просыпался в новой реальности. Ну да ладно, сегодня сделает исключение.

Он сел за стол и взял сочинение, которое сдала Катя.

Итак, поехали.

«У нас в стране (и в городе тоже) всё получается криво, потому что мужики забрали всю власть. А женщин никто не слушает. Вот если бы было наоборот…»

Роберт страдальчески застонал.

Она издевается?

Хочет его в матриархат запихнуть? В какую-нибудь особо изощрённую версию, где мужикам и пикнуть нельзя? Или, например, к амазонкам. Чтобы вместо киберов со шприцами за ним гонялись озверевшие тётки с копьями…

Но раз уж взялся, надо дочитывать.

«Женщины взрослеют быстрее, это все знают. А мужики иногда всю жизнь ведут себя как малые дети. Просто игрушки у них меняются. Вместо заводных машинок — спорткары и гелендвагены. И хорошо ещё, если так! Потому что бывает — как сидел в детстве за компом с каким-нибудь шутером, так и во взрослости с ним сидит…»

Роберт мстительно написал на полях: «Катя! Выражайся по-русски! Правильно будет — во взрослой жизни, а не во взрослости». Отложил ручку, продолжил чтение.

«И к женщинам мужики относятся как к игрушкам. Смотри, типа, моя круче твоей, потому что у неё большие… (тут я пропустила слово, Роберт Александрович, но вы догадаетесь). Да, и ещё обидно — женщин в России больше, чем мужиков. Это по статистике. Чтобы самцы, значит, могли выбирать и при этом ещё капризничать — нет, мне эта не нравится, дайте вон ту. Ну идиотизм же! Короче, пока мужчины не научатся ценить женщин по-настоящему, лучше у нас не станет».

Роберт долго сидел, не зная, как на это ответить.

Потом всё же накорябал: «Спасибо, Катя. Да, пожалуй, проблема имеет место — хоть и не в столь гипертрофированном виде, как ты её изложила. С одной стороны, равенство полов у нас закреплено в конституции, там есть соответствующий параграф. С другой — это равенство не всегда соблюдается. И всё-таки посмотри — в российском правительстве, например, есть женщины-министры. А как историк не могу не напомнить — на троне у нас сидели не только императоры, но и императрицы. Одну из них (твою тёзку, кстати), Екатерину Вторую, назвали даже Великой…»

Снова задумался, подыскивая эффектную фразу, чтобы закруглить комментарий, но в голову лезла всякая заумь. В конце концов он написал просто: «Ну и вообще, не каждый мужчина — капризный хам. Думаю, ты и сама с этим согласишься».

Он пересел из-за стола на диван.

Показалось, что за окном туча закрыла солнце, но нет — это лишь затемнялся кадр перед новой серией.

Роберта разбудило предчувствие чего-то совершенно особенного. Предчувствие это проникло в сон, пощекотало разум игриво. Вставай, мол, лежебока, а то прозеваешь всё, к чему так долго готовился.

Он вскочил, тряхнул головой. Часы показывали половину шестого, солнце сползало вниз по бледному небу — до заката остался примерно час. Роберт был рад, что выспался днём. Ночью ему предстояли совсем другие дела — некогда будет дрыхнуть.

Его переполняла бодрость, молодая свежая сила. Он несколько раз отжался от пола, потом отправился в ванную. Долго, тщательно брился. Физиономия в зеркале, может, и не лучилась избыточным интеллектом, но выглядела всё же вполне осмысленной. Не хуже, по крайней мере, чем у других…

Он надел чистую рубаху, выглаженную заранее. Мог бы даже причесаться, наверно, ради такого случая, но стрижка была слишком короткая, и причёсывать было нечего.

Спустился по лестнице и вышел во двор. Зной вроде бы начал нехотя отступать — ещё не исчез совсем, но уже не грозил расплющить своим раскалённым прессом. Это радовало. Сейчас был самый неподходящий момент, чтобы мокнуть в своём поту.

Дедок на лавочке у подъезда спросил с усмешкой:

— Что, учитель, и ты туда же?

— Угу. А куда деваться?

— Оно и верно. Может, хоть тебе подфартит. Хотя я бы на твоём месте губу особенно не раскатывал. Там таких дрищей — завались. Воз и маленькая тележка, пятачок за пучок. Кто-то посолиднее нужен…

Мимо прошла семья — мужик лет пятидесяти, седоватый, но высокий и крепкий, и двое сыновей. Старшему отпрыску был примерно тридцатник, младшему — около двадцати; и тот, и другой — подкачанные, спортивные, загорелые. Все члены семейства покосились на Роберта без симпатии и сели в серебристую «мазду», припаркованную поблизости.