Александр Афанасьев - Иностранец

— Пан полковник…

Я пошевелился… потом посмотрел на часы. Все тело затекло…

— Черт… девять уже…

— Я кофе сварю

— Меня от кофе вырвет…

Потянулся, чувствуя в теле какую-то тяжелую, ноющую пустоту. Не заболеть бы… не мальчик все-таки

— Я слышал, вы Спиро арестовали.

— Я его не арестовал.

…

— Я его забрал у Василия. Угрожая ему пистолетом.

Лука поцокал языком

— Это плохо. С такими, как Василий лучше не связываться.

— Это так надо. Полицейский должен всегда оставаться полицейским. Ты футболиста того нашел? Ну что оскорбил Михайловича?

— Нет пока.

— Поехали вместе искать.

— Только кофе выпью. Вы не будете?

Я прислушался к себе

— Нет.

…

В машине — разговор продолжился

— Что Спиро? Признался?

— Нет. Сказал, что просто трахнуть кого-то хотел.

— Ну да, еще бы он признался…

— Мне кажется, он не врет.

— Это почему?

— Где Аня провела весь день? Он что ее целый день насиловал с дружками перед тем как убить?

— Может и целый день.

— А где он это делал? У него ни квартиры и дома тут нет. Он здесь чужак. Если бы не было этого целого дня между тем, как Аня пропала с экранов радаров, выбросив телефон, и временем ее смерти — может я и поверил бы. Но так… нет.

…

— Полицейский, Лука — это не профессия. И даже не образ жизни. Это состояние ума. Если полицейский смиряется с тем, что у него нет ответа на какой-то вопрос, который бы объяснял все без изъяна — он не полицейский.

…

— И полицейский не часть своего народа. Он страж своего народа, а это другое.

Лука вздохнул

— Тяжело быть полицейским.

— Еще бы…

…

Сегодня футболисты Партизана были на своем стадионе, не на тренировочной базе. Вечером туи должен был состояться матч, но уже сейчас, с утра — сербская специальная полиция готовилась к отражению угрозы массовых беспорядков. Водометы, черное обмундирование из пластика, щиты и все такое.

Болельщики — кучковались, стараясь не показываться на глаза. Это не настоящая торсида, настоящие разборки начнутся на прилегающих улицах. Удачные драки становятся легендами, их помнят десятилетиями.

На стадион не пускали никого — во избежание. Пришлось звонить тренерам, а он позвонил службе безопасности, чтобы пустили.

— Куда? — спросил Лука

— К игрокам зайдем…

К игрокам зайти не получилось — готовились к матчу. После переговоров с секьюрити нам вызвали Лазаря. Тот был смурным — но держался, насколько это вообще возможно в такой ситуации?

— Тот парень, который в раздевалке оскорбил плохими словами Аню. Его кстати напомни, как звали?

Михалич помрачнел

— Радослав его звали. Радослав Илич.

— Он здесь? Можно с ним поговорить?

Михалич замялся

— Это вам лучше с тренером поговорить.

— Что такое?

— Лучше с тренером поговорите, да…

Опять тайны мадридского двора

…

— Радослав…

Главный тренер помрачнел, точно так же как до него Михалич

— Что не так?

— Да…

— Мы расследуем убийство, напомню.

Тренер покачал головой

— Плохо.

…

— В общем, этот Радослав — талантливый парень был. Даже талантливее Лазаря. Но лентяй. Лазарь сам себя сделал, а он…

…

— Знаете, иногда деньги портят людей. Первые же деньги.

— Понимаю, и?

— Я выгнал его из команды.

Я заподозрил неладное.

— Из-за лени?

— Нет. Из-за наркотиков.

О как!

— Он употреблял?

— Хуже. Я нашел наркотики в раздевалке. Он предлагал парням травку. А может и что похуже. Я дознаваться не стал — сразу выгнал. Пусть на дворе мяч пинает.

Здорово

— Личное дело его где?

Как оказалось, Радослав Илич был с Сомбора, городка на самой границе, который длительное время был в составе Венгрии и отошел к Сербии только по итогам Первой мировой войны…

Теперь за руль сел Лука, я же смотрел досье Илича. Он был воспитанником ЖАК — местного Железнодорожного атлетического клуба. Попал на просмотр, показал себя, его пригласили.

Зашел на его странички, посетил инстаграм. Полный набор красивой жизни — тачки, телки. И как то это надо оплачивать.

Вот он и выбрал как — торгуя наркотиками.

Потом я заметил еще кое-что.

— Давай-ка, встанем…

Мы остановились, прямо у обочины. Я протянул Луке телефон

— Посмотри, и скажи, что ты видишь?

Лука смотрел, смотрел…

— Понятно, пацан поехал на красивой жизни…

— А еще? Внимательней…

…

— Тематика его Инстаграма резко меняется два месяца назад. Присмотрись как именно.

…

— И снова не видишь. До этого момента — он в основном публиковал фото о чужой красивой жизни. А вот два месяца назад начал публиковать — о своей. И это было за три месяца до убийства Ани.

…

— Что это значит?

— Что у него появились деньги.

— Верно. Именно тогда он каким-то образом реализовал свою мечту о красивой жизни. Значит, именно тогда ему кто-то предложил распространять наркотики в клубе, и он именно тогда получил свой первый наркогонорар. И потом он сказал лишнее об Ане, и поссорился с Лазарем по этому поводу. Значит, он либо увидел Аню в клубе с кем-то в этот период, или услышал что-то о ней, чего раньше не слышал.

…

— И услышал именно в той среде, где ему и предложили распространять наркотики в клубе.

…

— Поехали…

…

Сомбор — место в приграничье, красивое, в стиле австрийского бидермайера и более позднего модерна. Это часть Воеводины, той части Сербии, которая долгое время была под властью Австро-Венгрии и отличается от остальной страны даже сейчас. Это кстати неудивительно — до сих пор те части Австро-Венгерской империи, которые вошли в состав национальных государств — сохраняют свою общую идентичность и довольно сильно отличаются от материнских стран. Краков, Загреб, Клуж-Напока, Сомбор, Львов — до сих пор имеют больше общего между собой, чем с остальными частями своей страны 13 13 Отличия сохраняются и на политическом уровне. Так на президентских выборах в Румынии граница электоральных предпочтений почти совпала с бывшей границей Империи. Про Львов и говорить нечего, так? Тот факт, что не удержалась и рухнула Югославия — скорее всего тоже объясним несовпадением культур Белграда и Загреба. . И что там говорить о мелких странах — Милан может быть так сильно отличается от всей остальной Италии именно потому, что он тоже входил в состав Австро-Венгрии и не участвовал в итальянской революции, а был захвачен позже?

Мы нашли адрес, где жил Радослав Илич — это был старый дом, но не титовский, а еще старше, имперский. Два этажа, красная крыша, чем-то похоже на сталинку.

— Придержи коней — сказал я, когда мы входили в подъезд — не свети удостоверением.