Александр Афанасьев - Иностранец

…

Митинг сербской национально-демократической партии был намечен на площади рядом с отелем «Москва». Место надо сказать, знаковое.

У сербов нет традиции массовой политической мобилизации; события 2000 года, в результате которых слетел Милошевич — были все-таки необычным делом… и из тех, кто тогда был на улице, большинство было даже не из Белграда.

Но сейчас полна была не только площадь — полны были и прилегающие улицы. Сыграли роль несколько факторов. С одной стороны — только недавно были карантинные ограничения, сейчас они были сняты и все наслаждались общением и в целом — свободой. С другой стороны — Жераич представлял новый, необычный для Сербии национализм. Сербский национализм всегда был сельским, с бородами и тракторами, он никогда не был фашистским. Сербия в межвоенной Европе была одной из тех немногих стран, которая не смогла сформировать даже небольшого домашнего фашистского проекта, сербы все как один восстали против соглашения их короля с Гитлером. 18 18 Это кстати до сих пор никем не оценено, и думаю, Европа ненавидит сербов, в том числе и поэтому. Восстание сербов против Гитлера не имело аналогов в тогдашней Европе. Его нельзя сравнивать с польским, потому что Гитлер собирался отнять у Польши земли, а у Югославии он ничего не собирался отнимать. Ему нужно было просто пройти к Греции на помощь итальянцам. Но сербы восстали против фашизма практически поголовно под лозунгом «лучше гроб, чем рабство». И жители бывшей Югославии действительно создали первую в Европе армию нескольких народов, которая боролась против геноцида и национализма. Армию возглавляли люди разных национальностей — Тито был хорват, Джилас черногорец, Кардель словенец, а Ранкович — серб. Но они сражались вместе и вместе победили. Сербы же были первыми, которые ушли в партизаны, создав первую в Европе подпольную армию, сражающуюся против нацистского геноцида, против концлагерей и этнических чисток. Сербы вышли на бой с фашизмом, когда фашизм был на пике силы, и казалось, что его вообще невозможно остановить. Но сейчас — те времена прошли, и уже четники казались сербской молодежи этакими бородатыми мудаками.

Но Жераич предлагал этим людям новый национализм, демократический национализм, национализм городов. Он был таким же, как вожди украинского майдана, бросившими свой народ в геноцидальную бойню. Но собравшиеся тут сербы об этом не думали. И слово на букву «ф» — молодежь уже не помнила.

Они просто хотели чего-то нового. Новых лиц. Молодых. Политиков одного возраста с ними — или, по крайней мере, говорящих с ними на одном языке. Они хотели верить, доверять — и искали тех кому можно было доверять. Искали искренности — или по крайней мере того что может сойти за искренность. Хотели, опуская свой бюллетень верить, что это что-то новое, а не в который уже раз перепев старого и надоевшего.

А если все подытожить — собрались тут люди, которые были за самое разное. Многие не смогли бы сказать, за что они выступают — но каждый знал, против чего он выступает.

Национальные демократы — для популяризации применяли прием, который не был запрещен — но нормальными политическими партиями не применялся. Они совмещали политический митинг с каким-нибудь мероприятием из шоу-бизнеса. Сначала — пела какая-нибудь певица турбо-фолка, причем бесплатно, или был какой-нибудь вечер, с популярными актерами или футболистами. И только потом начинался митинг. Помимо майданных партий — этот прием применяли религиозные секты.

Сегодня пела Лоэлия. Одна из самых популярных певиц Белграда, поющая в стиле турбо-фолк, становящемся вновь популярным и на дискотеках Европы. Это попытка соединить рок, попсу и фольклор, нарочито простые тексты про обычную жизнь, но не рэперские, скорее такие, в стиле деревенского наива. И гитарно-барабанная обработка фольклора.

Тот, кто хоть раз слушал Горана Бреговича с его свадебно-похоронным оркестром — балканскую музыку уже ни с чем не спутает. У русских есть короткое, но очень емкое выражение — смех сквозь слезы. Это — оно. Или как говорил, кажется, Никулин — я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать…

Белград был столицей этой музыки. В Любляне и Загребе — от нее воротили нос, хотя она и звучала на дискотеках — к ней относились примерно так же, как в России к шансону — слушали, хотя и воротили нос. Хорваты вообще готовы были с пеной у рта спорить, что они не балканцы, а центрально-европейцы. А в Любляне в рождество по телевизору давали трансляцию торжественного концерта из венской Оперы. И все слушали Голубой Дунай и марш Радецкого.

Хотя не факт, что все.

Лоэлия закончила свое выступление — и на сцену быстрым, почти мальчишеским шагом поднялся человек, которого все собравшиеся считали будущим президентом Сербии. Лоэлия не удержалась и, уходя со сцены, чмокнула его в щеку. Толпа взорвалась восторженным ревом…

* * *

Примерно в трех сотнях метров от сцены — человек на крыше выдвинул бленду оптического прицела винтовки и включил подсветку прицела. Темнело… быстро темнело — а у него был не такой верный глаз и твердая рука как раньше.

Триста семидесятый — пробежало в голове.

Когда его спрашивали, сколько людей он застрелил — он говорил, что не помнит. Но это была ложь, он прекрасно все помнил. Память была его наказанием.

Он прекрасно помнил, как тогда выстрелил по коляске, которую катила женщина. Это было потому, что парой дней назад вернулась разведка и сказала — мусульманские женщины используют детские коляски для того чтобы доставлять бойцам на позиции оружие, боеприпасы, продовольствие. Он выстрелил по коляске, и хотя в прицел он того не видел — он каким то шестым чувством понял, что не было в той коляске ни оружия ни боеприпасов. А был грудной ребенок, которого он застрелил. Он потом хотел застрелить одного из разведчиков — но пистолет отобрали товарищи.