Павел Кольцов - Чем я хуже?

На том они и расстались. По расчетам Алексея Валентиновича, еще минимум один раз он должен был сдержать это обещание. Перемещаясь по Харькову на трамваях и пешком, он поручил советской почте заботу и об остальных четырех письмах. Вполне удовлетворенный тем, что он за сегодняшние полдня успел совершить, Алексей Валентинович в благодушном настроении, хотя уже и проголодавшийся не спеша подходил к своему дому. Прямо возле подъезда стояла высоко заполненная каким-то барахлом подвода с понурой гнедой лошадью между оглобель. Среди барахла торчали стулья, сундуки, металлические кроватные быльца, перевязанные шпагатом тюки и фибровые чемоданы. На тротуаре в деревянной кадке сиротливо пригорюнился обвисшими листьями уже сгруженный фикус. Взрослых рядом не было, вожжи были примотаны за передок подводы и смирная лошадь, похоже, никуда скакать не собиралась. Охранял эти богатства перекормленный насупленный мальчишка лет двенадцати.

Поднимаясь по лестнице, Максимов услышал ругань, доносившуюся сверху. Благодушное настроение сразу куда-то улетучилось. Ругань доносилась из открытой двери профессорской квартиры: наглым басом орал хриплый мужской голос и противно, по-бабьи, взвизгивала женщина. Не раздумывая, Алексей Валентинович, как был, с ученическим портфелем в руке, зашел к Лебедевым. Планировка квартиры совпадала с их коммуналкой, только, начиная уже с прихожей, выглядела гораздо шикарнее. В широком, не захламленном, как у них, коридоре, прямо у входа ссутулился над явно внесенным сюда с подводы сундуком мужик в запыленных сапожищах (похоже, возчик). Дальше распинался басом худой верзила с костлявым неприятным лицом в вышитой украинской рубахе навыпуск, подпоясанной узким кавказским наборным пояском. Перед ним, набычившись, стоял давешний худенький Сергей Лебедев, прикрывая собой невысокую стройную женщину интеллигентной наружности с заплаканными глазами (очевидно, мать). Возле костляволицего размахивала бумагами и истерично взвизгивала толстая неопрятная бабища в пропотелом под мышками пестром платье.

— Слышь, папаша, — тихонько обратился Алексей Валентинович к предполагаемому возчику, — это твоя лошадь там внизу?

— Моя, — равнодушно кивнул головой плохо выбритый и понурый не меньше, чем его лошадь, возчик.

— Так чего ты тут стоишь? Пацан ее еле сдерживает — она куда-то скакать все порывается.

— Ух ты, ешкин дрын! — встрепенулся возчик и заспешил вниз. Алексей Валентинович тихонько прикрыл за ним дверь и задвинул засов.

— А ну, — сказал он, выхватывая у толстой бабищи листок сероватой бумаги, — что тут у тебя?

— А вы, собственно кто такой будете? — переключился на него худой верзила, оставив в покое Лебедевых. Его толстая жена от удивления и наглости незнакомца оставила широкий рот открытым, но взвизгивать перестала.

— Я кто? — переспросил Алексей Валентинович. — Я кто надо! Помолчи, как твоя жена. Сейчас разберемся.

— По какому праву вы сюда врываетесь? — не послушался верзила, подходя ближе. Его пришедшая в себя жена попыталась вновь завладеть отобранной бумагой.

Алексей Валентинович спокойно поставил Клавин ученический портфель под стеночку; сложив бумажный трофей, спрятал его в брючный карман; как бы невзначай, отпихнул налитым плечом с дороги толстуху и двинулся навстречу худому верзиле, недвусмысленно потирая здоровенный левый кулак широкой правой ладонью. Верзила, уставившись на манипуляции, остановился, Алексей Валентинович, не сбавляя шаг, приблизился к нему и, разведя руки в стороны, просто отпихнул его своей мощной грудью назад.

— Ты чего меня толкаешь? — издевательски спросил Максимов, продолжая с каждым шагом отталкивать худого верзилу. — А? Я не ясно спросил? (Шаг и толчок). Заткнулись оба, (Еще толчок). И ты, и жена, (Толчок). Пока я с вашим документом не ознакомился. Цыть, сказал! Стоять, бояться и мне не мешать!

В наступившей тишине он спокойно достал из кармана трофейный документ и внимательно прочитал.

— Ну, что, граждане Гундякины, мне все ясно: вам выдали ордер на вселение в одну комнату площадью 18,4 м.2 в квартире по этому адресу. Так чего вы скандалите? Вас что не пускают бывшие хозяева? Сергей, вы их не пускаете?

— Почему? — исподлобья ответил Сергей. — Пускаем. Но про нашу мебель и прочие личные вещи там ничего не сказано. В ордере говориться только о выделяемой им жилплощади.

— Не понял? — наигранно изобразил на своем обширном лице возмущенное удивление Алексей Валентинович. — Они что, претендуют на ваше личное имущество?

— Да, — хмуро кивнул Сергей. — Они хотят, чтобы мы оставили в комнате все, что там сейчас находится, включая столовую посуду, книги и одежду.

— Вы что, граждане? — зловеще понизив голос, обратился Алексей Валентинович к новоявленным соседям. — Грабить сюда пришли? Возьмите свой ордер обратно, — он протянул толстухе бумагу, — и внимательно перечитайте. Вам выделяется только жилплощадь. А забирать их личное имущество — это уже статья уголовного кодекса УССР: ограбление, причем, совершенное по предварительному сговору группой лиц. Статья 142, часть третья (совершенно от фонаря назвал он номер). В лагерь на перевоспитание захотели? Так я вам быстро бесплатные путевки по профсоюзной линии устрою.

— Вы мне не ответили: кто вы такой? — решив, что бить его прямо сейчас не будут, осмелел Гундякин. — По какому праву вы вмешиваетесь?

— Я кто? — опять продемонстрировал свой немаленький кулак Алексей Валентинович и придвинулся ближе к худому верзиле. — Допустим, сосед. А, кроме того, — просто советский гражданин, комсомолец, стахановец, физкультурник и почетный член Осоавиахима. И еще я оч-чень не люблю несправедливости. Особенно в отношении близких мне людей. Если ты, ур-род костлявый, или твоя жена, перекормленная украденным у трудового народа продовольствием, будете обижать Лебедевых — ПО-КА-ЛЕ-ЧУ! И напишу заявление в милицию, что вы на меня первые напали. А хочешь, — он внезапно схватил Гундякина одной рукой за ворот и, подняв, так что его костлявые ноги, несмотря на немалый рост, оторвались от пола, припечатал спиной к стене, — я прямо сейчас тебя отметелю по полной, а потом разобью себе лицо о дверной косяк и скажу, что вы с женой на меня первые напали?

— Н-нет, — с трудом выдавил из себя струсивший верзила.

— Попробую поверить, — вернул его на пол Алексей Валентинович и убрал руку.

— Так вам близки враги народа? — внезапно зашипела сзади толстуха. — Лебедева арестовали, его жена и сын — члены семьи врага народа! А вы с этой семейкой близки? Так, может, вы и сам враг народа? По вам самому тюрьма плачет! И нечего здесь честным людям угрожать!

Алексей Валентинович, опять почесывая кулак, подошел к расхорохорившейся потной толстухе: