Антон Толстых - Кроме политики [сборник]

За несколько минут я набросал на листке, всё, что был готов рассказать. Задорнов и Жванецкий на том свете, но дело их живёт.

— Многоуважаемый зритель, начинаем концерт.

Бабочка в горошек вернулась на мою шею. Борис вытерпел полминуты, пока бумага хрустела в пальцах.

— Персонажи Акунина упомянули японского феодала, который сидел на толчке, а внизу прятался ниндзя и этого феодала замочил. То же самое вспомнил герой Свержина. А один чудак никак не мог понять: кто у кого стырил?

Зритель скривил лицо.

— Без грубых тем можно?

— Пожалуйста. Расскажу вам познания одного забавного школьника, с которым я общался в соцсети, с его друзьями тоже. Они про него рассказали то, что он сам не хотел. Сейчас этот парень студент, ему в 21-м должно быть 20 лет, а тогда были годы чудесные.

…

— Подросток тонко пошутил: назвал Пушкина Плюшкиным. Готовы? Он не знал, кто такой Плюшкин.

…

— Подросток пришёл в гости к другу. Обещал, что не задержится и уйдёт домой так же быстро, как умер Пушкин. Друг ответил, что Пушкин умер через два дня. Тот не растерялся и сказал, что он уйдёт домой также быстро, как умер Лермонтов. На этот раз друг оказался в затруднении.

…

— Если я выскажусь по поводу Бетховена-собаки, Ганнибала-людоеда и Леонардо-Рафаэля-Микеланджело-черепашек, будет слишком банально. Вы давно это слышали о других школьниках. У меня для вас есть оригинальнее. Этот же школьник-чудила кричал, что он ненавидит Эйнштейна, потому что тот придумал физику. Он сам хоть понял, что сказал? Рассерженная мать ответила, что Эйнштейн создал теорию относительности. Пацан удивился: «Чё за фигня?».

…

— Всё тот же школьник увидел у друга «Тайну двух океанов». На обложке написано «Г. Адамов». Понимаете, он дико ржал. Он прочитал «Голимов». До чего молодёжь дошла. Аркадию Гайдару крупно повезло, что он не писал под настоящей фамилией «Голиков». Досталось бы ему от того же парня.

…

— Уже в девятом классе он услышал от матери, что Франц Фердинанд приехал в Сараево. Опять ржал, даже плющило. Вообразил вымышленный город с сараями вместо домов. Представляете? История с географией это нечто. В учебнике литературы было фото Бунина, а наш герой пририсовал ему усы Гитлера и улыбку до ушей. Но это пустяки, гаврик увидел у того же друга в энциклопедии фото Гитлера и пририсовал ему сигарету, рога, синяк под глазом и нецензурные слова. Когда друг протестовал, наш пацан оправдывался: «Ты что, это же Гитлер».

…

— Школьник играл в «Казаков 3». Ты эту игру не застал, но не суть важно, в первой части тоже было. Пацан хотел выбрать Германию. В списке стран есть Пруссия, Бавария и Саксония. Этот крендель удивился: «Почему тут нет Германии?!». Та же история с географией. А о Бисмарке он знал только, что у того фамилия похожа на насморк. До чего дожили.

…

— Его отец служил на второй чеченской. Сын допытывался, что в армии интересного. Готовы? Отец сказал как отрезал: «В армии трудятся стелс-суслики. Их не видно, а они есть».

…

— Учительница литературы сказала о его друге: «Он как унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла». У парня глаза на лоб полезли: «Что она несёт?!». А ведь уже проходили. Зато учительница английского вызвала родителей, когда наш герой перевёл USSR как «США».

…

— Родители назвали дружков сына гавриками. А сын живо вообразил гавкающих динозавриков. Поняли? Возьмите у первого слова три первые буквы, а у второго пять последних.

…

— На литературе проходили «Полтаву»: «Швед, русский — колит, рубит, режет». Всё тот же пацан удивился: «Что за дебилизм мы учим? „Швед — русский“!». Предыдущая строка: «Прах роют и в крови шипят». Этот типчик заменил в слове прах П на Т. Ага, очень смешно.

…

— Однажды вышло ровно наоборот. По радио передавали Yesterday. Отец школьника спросил, кто поёт. Ответ: «Маккартни». Тому послышалось «Макарский». Он думал, сынок совсем офигел.

Исполнителя стендапа отвлёк удар кулака по столу.

— Знаешь, как зовут твоего школьника? Я быстро догадался.

— Захаром его зовут.

— Я тебе больше скажу. Мать Захара — Агния Ломанова, а отец его — депутат Борис Ломанов. Вывод? Ты оскорбил мои родственные чувства, мои семейные ценности. Мало того, дворецкий поведал, как ты на кого-то засмотрелся за окном. Что разводишь руками? Собирай вещи и уходи.

Надо же. Да, я был знаком с внешним обликом Захарки, но рыбьи глаза он не унаследовал. Ничего я не знал, вот беда-огорчение.

На выходе на меня смотрели остальные подчинённые. Чиновник по особым поручениям явно был в равнодушии. Журналист Воронин опасался, что снова станет секретарём. А дворецкий Прохор, слыша фамилию «Андреевского», в очередной раз выражал лицом удивление.

В саквояже лежал женский костюм, который для манекена даже не пригодился. Тусклые фонари освещали дорогу туда, где мне придётся жить. Но где?

В горьких раздумьях я почти у порога наткнулся на известную вам парочку, которая призналась, что дважды видела поездки на «моторе». Студент в соответствующей униформе с кудреватыми тёмными волосами под фуражкой и с грустно опущенными веками. Его я опознал сразу. За руку он держал вполне себе премиленькую деваху. На первый взгляд, узкие глаза и скуластость, но красоте они ничуть не мешали.

Парень с девушкой услышали, кто они есть.

— Вы сын видного юриста господина Блока, внук господина Бекетова и пасынок господина Кублицкого-Пиоттух. О вас, мадемуазель, я наслышан. Ваш прославленный отец изготавливал чемоданы и повесил на стену периодическую таблицу.

Каюсь, едва не ляпнул «чтоб дыру на обоях загораживала».

— Не раскрыть ли теперь вашу личность, сударь?

Я изрёк ключевую фразу:

— Осмелюсь признаться, я в некоторой степени поэт. Во всяком случае, любитель.

В вечно печальных глазах собеседника промелькнула искра.

— Интригуете, сударь. Не познакомите ли вы нас со своим творчеством?

— Извольте.