Александр Михайловский - Мир до начала времен [СИ]

– Эх, была не была, товарищ командир! – сказал старший сержант Седов. – Давайте попробуем с волчицами. Неграмотных узбеков из кишлаков наводчиками делали, а с этими будет легче – главное, что у них есть желание научиться делать все самым правильным способом… В любом случае, с нашим ограниченным запасом снарядов стрельбу по ненаблюдаемой цели, пусть даже с корректировкой, я считаю чистым баловством. Прямой наводкой будет гораздо удобнее.

– Ну что же, товарищ старший сержант, вполне адекватный выбор, – сказал я. – Ты сам отберешь кандидатуры или мне назначить по своему усмотрению?

– Сам, – ответил Седов, – есть кое-кто на примете…

Ага, понятно, почему старший сержант не стал торопиться с женитьбой. У нас, в принципе, приветствуется, когда невест подбирают среди бойцыц собственного подразделения. Я сам так сделал, причем не раз, и поэтому не вижу в этом желании старшего сержанта ничего плохого. Но Гая Юния, который уже достаточно понимает русскую речь, такой оборот дел задевает за живое. Он-то о своих легионерах гораздо лучшего мнения.

– Мои парни быть ничуть не хуже, – сказал он. – Сила у них в руки есть, и команды они выполнять правильно.

– Сила тут нужна только заряжающим и замковым, – ответил я. – Наводчикам нужно умение и понимание. А твоих парней не учить, а переучивать надо, и уйдет на это гораздо больше времени. Одни только арабские цифры чего стоят. Ты уж извини, но по уму и обучаемости местным среди людей любого цивилизованного времени нет равных. Твои парни нужны нам в первой линии, если вдруг придется в плотном строю резаться глаза в глаза с озверевшими отморозками, у которых в руках такое же холодное оружие. Ну не девок же, в самом деле, ставить в первый ряд. Как сказал один наш философ, «каждый бывает незаменим, будучи употреблен на своем месте».

– О да, – криво улыбнувшись, ответил Гай Юний, – об этом я и не подумать. Враг может быть любой, и не всегда ты мочь расстрелять их из пулемет.

– Пулеметы в любом случае будут на твоей стороне, – ответил я. – Это я тебе гарантирую. Но не всегда они смогут довести дело до конца, и, кроме того, не каждого врага стоит брать в плен. Великий Дух в качестве испытания может забросить к нам таких мерзавцев, что их придется истребить до последнего человека, чтобы не было их тут вообще. А это уже работа для твоих парней. Их еще нужно довооружить и обучить, потому что в некоторых случаях ваших пилумов и гладиев может оказаться недостаточно. Высокое средневековье – это тебе не дикие галлы, дисциплины и выдержки у тамошних солдат может оказаться не меньше, чем у твоих парней, а оружие лучше. Понимаешь меня?

– Понимаю, амиго, – ответил повеселевший Гай Юний, – и больше не иметь возражать. Ведь ты смотреть сверху с высоты свой век, а я видеть только опыт Рим, который ты называть древний.

Пока мы тут так мило беседовали со старшим сержантом Седовым и старшим центурионом, Александр переводил итальянским офицерам наши слова на немецкий – точнее, пересказывал суть беседы своими словами. Как оказалось, у итальянцев по этому поводу имелось свое мнение.

– А почему бы вам, господин Орлов, в качестве наводчиков не использовать итальянских моряков? – перевел мне Александр слова Раймондо Дамиано.

– Переведи ему, – ответил я, – что итальянцам мы пока доверяем гораздо меньше, чем римлянам и тем более волчицам. К тому же они пока совершенно не владеют русским языком, так что это получится не расчет, а вавилонское столпотворение.

Раймондо Дамиано ответил, и Александр перевел его слова:

– Он говорит, отец Бонифаций убедил их, что здесь в одном из нас воплотился Божий Сын, который сделает для этого мира то, что в нашей истории сделал Иисус Христос. Мол, если есть Божий Замысел, то должен быть и тот, кто приведет его в исполнение. Все итальянцы, и даже такой социалист, как лейтенант Белло, являются добрыми христианами и никогда не пойдут против Божьей Воли. Они верят, и верят истово. Если Господь решил сделать вас – то есть нас, русских – основателями новой цивилизации, то, значит, так тому и быть.

Если для Гая Юния эти слова были чисто абракадаброй (ибо в Великого Духа он уверовал, но в тонкости догмата о Троице его никто не посвящал), то мы со старшим сержантом Седовым переглянулись с обалдевшим видом. Мне отче Бонифаций ничего такого пока не говорил, а старшему сержанту тем более. Человек он советский, не особенно религиозный, и считает нашу версию религии Великого Духа не более чем марксизмом с сакральным обоснованием. Правда, и наличие в одной конкретной точке далекого прошлого стольких разновременных выходцев невольно наводит на мысль, что все это неспроста. Если к нам на голову один за другим валятся пришельцы из других времен, то это может привести в чувство любого маловера. Сам я принял теорию с божественным вмешательством в нашу жизнь как рабочую гипотезу, и буду следовать ей до тех пор, пока эта самая жизнь не докажет обратного. По-другому нельзя, поскольку именно я отвечаю за безопасность нашего только формирующегося народа.

– И кто же, по мнению господ итальянских офицеров, является тем самым человеком, который должен заменить в этом мире самого Христа? – спросил я, после некоторой паузы. – Интересный, знаете ли, вопрос… Вот живешь рядом с человеком, дышишь с ним одним воздухом, ешь за одним столом и вдруг – бац, он оказывается Божьим Сыном, Пророком и Мессией.

– Господин Гвидо Белло раньше думал, что это сам отец Бонифаций, – ответил Александр, – но теперь усомнился в этом предположении. Быть может, Воплощение Сына еще придет в этот мир, или Он – один из тех детей, что родился от вас тут, и пока еще младенец.

– А мы тогда кто получаемся – апостолы, что ли? – со скепсисом спросил старший сержант.

– Вы зря смеетесь, Иван Федорович, – покачал головой Александр, – апостолами, по мнению отца Бонифация, являются все, кто присягнул вашей идее построения тут нового человечества. Вы знаете, что раньше я относился к социалистической идее весьма скептически, но теперь думаю, что если бы господин Ленин был хоть немного похож на Сергея Петровича, то на Руси можно было бы избежать множества разных неустройств. Кстати, самого господина Грубина отец Бонифаций считает Предтечей, кем-то вроде Иоанна Крестителя – ведь он первым крестил в этом мире грешников, и даже привел их к исправлению.

– Да, – сказал я, – Петрович у нас голова. Но это не отменяет того, что своими предположениями отче прежде должен был поделиться с нами на Совете. Хорошо хоть это всплыло сейчас, а не тогда, когда решать что-то было бы поздно. Нам еще тут только религиозных фанатиков не хватало, которые начнут резать друг друга и всех встречных и поперечных по какому-нибудь религиозному вопросу. Поэтому со всем этим надо как следует разобраться, и только потом принимать решение…