Александр Михайловский - Мир до начала времен [СИ]

И ведь местному народу и в самом деле есть что праздновать. Когда я два месяца назад рассуждал о том, какое принуждение эти женщины испытали со стороны своих русских мужей, я еще не знал, в каких тяжелых условиях живут аборигены этого времени. Их постоянные спутники – голод и холод, и большинство из них умирают молодыми; добыча пропитания для них связана с невероятным риском, и целые кланы, бывает, вымирают по разным причинам. А принуждения просто не было. Все эти женщины – жертвы обстоятельств.

Некоторые из них просто умерли бы, не встреться им сплоченная и целеустремленная группа русских, явившихся сюда строить свой новый мир. Другие влачили бы жалкое существование, понукаемые и пинаемые своими мужчинами. Русские не нападали на клан Волка, они истребили его мужчин и взяли в плен женщин, отражая неспровоцированное нападение дикой банды грабителей и мародеров. Третьи изгнаны из своих кланов: их или выдворили из дома, указав дорогу туда, где их примут, или прямо здесь обменяли на глиняную посуду и стальные ножи. Я сам наблюдал, как вожди и шаманы с трясущимися от возбуждения руками торговались с невозмутимыми, будто британские лорды, синьором Сергием и синьором Андреа. А все дело в том, что жизнь местных мужчин коротка, многие погибают на охоте, а их вдов местные вожди считают обузой – их нехотя кормят в тучные годы, и изгоняют прочь в голодные. Стремятся они избавиться и от лишних детей, ведь это тоже рты, которые хотят есть. Зато народ, который возглавляют синьор Сергий и синьор Андреа, гораздо более благополучен, а его вожди смотрят на десятилетия вперед, а не полгода-год, как местные. Поэтому они примут и обиходят всех: и женщин, на труде которых тут держится все, и детей – будущую опору местного общества через десять-двадцать лет. Теперь я смотрю на окружающих совсем другими глазами. Здешнее общество сурово и не прощает ошибок, но вместе с тем, оно справедливо ко всем своим членам.

Все в сборе – и праздник начинается. Первым речь-проповедь говорит падре Бонифаций, и теперь я его вполне понимаю. Он благодарит Великого Духа за то, что тот благословил труды местного народа ради общего блага, за жарко горящий огонь в очагах, за мир и единство, царящие в местных семьях. Потом он обратился к собравшимся и напомнил им, что Великий Дух только благословляет то, что в поте лица своего добывают люди. И мир, и единство они – то есть мы – тоже должны творить собственными делами, ибо нет хуже человека, чем тот, что станет причиной ссор и раздоров.

Потом перед собравшимися вышел синьор Сергий и сказал, что право зажечь праздничный костер предоставляется героям сегодняшнего дня: мне и Раймондо Дамиано. И бурные крики одобрения со всех сторон – будто мы не два скромных итальянских моряка, а как минимум оперные дивы из Ла-Скала. Я, честно говоря, даже растерялся. По местным меркам, это очень высокая честь, и разве может ее удостоиться находящийся в плену враг? И только потом я понял: синьор Сергий, как это говорится у русских, поставил телегу впереди лошади. Мое испытание закончено, и на этом празднике меня должны провозгласить полноправным гражданином. Но подобные объявления синьор Сергий делает, когда костер уже горит, и в тоже время я и Раймондо, как ни крути, сегодня отличились, и местные обычаи требуют, чтобы костер зажигали именно герои дня.

Мы переглянулись и взяли из рук девиц приготовленные для нас зажженные факелы, а потом подошли и подожгли этот костер. И снова крики одобрения.

– Помяни мое слово, Гвидо, – шепнул мне Раймондо, когда мы отошли от горящего костра, – не успеет синьор Сергий объявить «свободную охоту», как тебя тут же схватят и захомутают брачными шнурами по самую шею. Для того нас и вывели на всеобщее обозрение…

– Что за «свободная охота», Раймондо? – встревожился я.

– Скоро узнаешь, – ответил он, – минуточку терпения.

Знаю я эту свободную охоту: сначала местные девицы метко стреляют, и только потом смотрят, в кого… Но как раз в этот момент синьор Сергий начал говорить, и я весь обратился в слух. И точно – моя первоначальная догадка оказалась верной. Нас всех, итальянских моряков, объявили выдержавшими испытательный срок, и мое имя было упомянуто особо, как главы новосозданного клана «Итальянцы». А я-то думал, что мой статус временный, ровно до того момента, когда закончится разборка субмарины. Но почему синьор Сергий не упомянул моего приятеля?

– А ты, Раймондо? – спросил я. – Почему русский вождь не назвал твоего имени?

– А я уже больше двух недель являюсь членом клана Прогрессоров, – лучась самодовольством, – ответил тот. – Оказывается, чтобы попасть в число избранных, совсем необязательно быть русским. Для этого требуется владеть какими-нибудь особыми, уникальными знаниями, и щедро делиться ими с бывшими дикарками. Как мне сказали, Прогрессоры – это не господа, а учителя и наставники, и меня записали в их число за то, что я не забыл, как ходить под парусами, хотя в Академии считал эти знания самыми ненужными, и теперь учу этому умению местных синьор и синьорит. А они, скажу я тебе очень хорошие ученицы, запоминают все с первого раза, и к тому же сильные и, главное, выносливые.

Да уж, высоко взлетел мой бывший сослуживец, так что не поймаешь… И ведь вот что обидно: инженеров тут оказалось достаточно много, и конкуренция между ними высока, а вот человек, который под парусами смог привести сюда фрегат – только один. Кстати, пока мы так болтали, синьор Сергий успел провозгласить создание отдельного клана «русские» и назначить его главу, а также перечислить почти два десятка имен римских легионеров, перешедших из разряда военнопленных в разряд полноправных сограждан. Слушал я все это краем уха, потому что мне это было неинтересно. Поскольку из команды нашей субмарины уцелели в основном механические чины, я воспринимал свой клан «итальянцы» как некое техническое подразделение, которое должно поступить в подчинение синьору Антонио, занимающемуся тут подобными вещами. При этом русские солдаты все как один были набраны из крестьян, владеющих плотницким ремеслом, что относилось уже к прерогативам синьора Сергия. В свою очередь, римляне, технически отсталые, но многочисленные и сплоченные, представляли собой грубую физическую силу, которую равным образом можно применить и на работах, и в бою, в силу чего они должны подчиняться синьору Андреа. Мы с этими людьми находились в разных плоскостях существования. Я не удивлюсь, что моего нового знакомого подпоручика Котова, по гражданской профессии железнодорожного техника, рано или поздно присоединят именно к нашему подразделению.

Тем временем синьор Сергий закончил с объявлениями о социальном продвижении и перешел к брачным вопросам. Из Основателей сегодня не женился никто. Первыми в брак вступали молодые люди из так называемого «Французского клана». Еще год назад эти мальчики считались детьми, которым нельзя доверить никаких самостоятельных решений, но, попав в этот жестокий и не прощающий ошибок мир, всего за один год они повзрослели и заматерели настолько, что стали патриархами своих больших семей. Некоторые из них уже были женаты на своих соотечественницах, и теперь принимали в свои семьи пополнение из местных; другие вступали в брак первый раз, но при этом их женами становились сразу несколько девушек. Два месяца назад я наблюдал за подобными свадьбами, не понимая, что происходит, но теперь мне были понятны как слова священника, так и ответы новобрачных.