Александр Михайловский - Мир до начала времен [СИ]

– Если вымерить габариты на местности, то получается, что фрегат ничего не заблокирует, – ответил Сергей Петрович. – Ширина Ближней напротив Старой Пристани – около пятидесяти метров, ширина «Медузы» – десять, а ширина «Отважного» – два. Если даже установить фрегат на стрежне течения, то «Отважный» при своей малой осадке легко пройдет с любой стороны, и при этом не придется даже использовать термин «протискиваться». Теперь об общей конфигурации речного дна у нашего берега Гаронны. Судя по всему здесь, в нижнем течении, после слияния с Дордонью, она «дрейфует» от левого, низменного, берега, где откладывает свои наносы, к правому, возвышенному, который стремится подмыть своим течением. Этот процесс сдерживается скалистым основанием холмов на правом берегу – он с трудом поддается размыванию, поэтому речные наносы на левом берегу откладываются медленно и неравномерно. А иногда процесс обращается вспять, и река промывает в уже отложенных наносах новые протоки. Общее сечение речного русла год от года должно оставаться неизменным, и, откладывая наносы в одном месте, поток вынужденно размывает их в другом. Свои «пять копеек» добавляет в этот процесс Дордонь, выбрасывающая в более широкую и медленно текущую Гаронну уже свой осадочный материал. В наше время у левого берега находился длинный наносной остров, возникший под влиянием доходивших сюда морских приливов, два раза в сутки останавливавших речное течение. Ныне же это не остров, а только подводная отмель, намного более скромная и короткая, нигде не подходящая к поверхности воды ближе, чем на два метра. Как раз на самый ее край под острым углом двумя третями своего корпуса и выскочила итальянская субмарина. Между отмелью и нашим берегом есть своего рода протока, и ее глубины в среднем – от шести до восьми метров, в то время как на главном русле достигают двенадцати метров. Конечно, «Отважному» с его максимальной осадкой в метр двадцать чихать на всю эту гидрографию, но корабли покрупнее садятся на этой отмели с полной гарантией. И еще: строить на ее основе продольную дамбу для защиты гавани не имеет смысла, поскольку сформировавшаяся таким образом протока своим горлом будет открыта в сторону главного русла Гаронны, без узких мест и поворотов, защищающих от напора льда. В результате такая дамба не защитит от ледохода, а только рассечет его пополам на два потока. Увы, это так. Если где и строить гавань, то это в устье Ближней, которое было бы желательно расширить и углубить, защитив вход в нее поперечной насыпной дамбой, не затапливаемой даже в сильные половодья. Но это вопрос не сегодняшнего дня.

– Ладно, – махнул рукой Антон Игоревич, – тема закрыта, в таких делах ты разбираешься лучше. Теперь у меня вопрос к товарищу Гвидо Белло. Как идет демонтаж субмарины, не нужна ли какая помощь для ее ускорения, пока окончательно не встал лед, и что из оборудования мы сможем использовать непосредственно, а что придется переработать как вторсырье?

Лейтенант Гвидо Белло, последние два месяца регулярно посещавший курсы по русскому языку «для взрослых», понял этот вопрос без перевода.

– Помощь не нужно, – сказал он, – мы почти закончить. Разобрать и вытащить все, даже дизель. Он на субмарина не как на машина. Каждый цилиндр и поршень отдельно. Остаться только фундамент, аккумулятор и бак с соляр. Еще мало-мало – и корпус всплыть. Мы заводить на берег якорь и крепить. Если вы говорить да, то крутить лебедка – тянуть субмарина с мель к берег. Аккумулятор электричество есть. Если якорь сорваться или лебедка ломаться, мы оторваться, а потом – фьюить – плыть поток до самый море. Вот так, товарищ Антон.

– Значит, так, – сказал Сергей Петрович, – тут, скорее, мои прерогативы, а не геолога. Попробовать снять субмарину с мели разрешаю, но только предварительно надо убрать с нее всех лишних. И чтобы лодка сразу стояла у борта наготове: если что-то пойдет не так, сразу спасаться по способности. Люди для нас важнее железа.

– Соляра жалко, – вздохнул Антон Игоревич, – невосполнимый ресурс. И перекачать его нам не во что. Но в главном ты, Петрович, прав. Как там говорил Потемкин: люди – все, а деньги, то есть в наших условиях материальные ценности – ничто. Так что давайте: получится – хорошо, не получится – лишь бы все были живы и здоровы.

– А если получится, и подлодку прибьет к берегу как раз поперек устья Ближнего, то как тогда Петрович будет вводить туда фрегат и «Отважный»? – спросил Андрей Викторович. – Нет уж, сначала следует припарковать «Медузу», и только потом пытаться стащить с мели подлодку. Только так, и не иначе.

– Да, – сказал Петрович, – так мы и сделаем, причем немедленно. А вечером в нашем племени будет праздник в честь успешного завершения путины и всех прочих осенних работ. На этом все, если нет возражений, то заседание прошу считать закрытым. Сейчас каждый должен заняться своим делом.

28 ноября 2-го года Миссии. Среда. два часа спустя. Окрестности Большого Дома.

Посмотреть на то, как шаман Петрович будет парковать фрегат на берегу, несмотря на внезапно ударивший мороз, вышло почти все племя Огня. Приставшие к Основателям женщины местных кланов были любопытны как дети; бывшие французские школьники, несмотря на напускную солидность и приобретенный жизненный опыт, еще не утратили такого же детского любопытства, а у римлян разного рода зрелища входили в основу национальной культуры. Толпа на берегу собралась солидная, правда, одетая несколько однообразно, ибо даже выходцы из двадцать первого века зимой волей-неволей старались придерживаться местной моды. Среди них одетые в серые шинели и папахи бывшие солдаты русского экспедиционного корпуса во Франции выделялись, как тюлени среди пингвинов.

Да, подчиненные старшего унтера Пирогова тоже были здесь. Уже два дня они проживали в собственной казарме, построенной их же руками чуть больше чем за месяц. И главным дивом в ней они считали маленькие, открывающиеся внутрь окошки, забранные самыми настоящими двойными стеклами. Все, как обещали им в самом начале вожди: и материал им выделили и помогли в тех работах, в которых русские деревенские мужики из начала двадцатого века были пока не мастера. В отличие от иных пришельцев из других времен, вроде римлян и итальянцев, наступающая зима их не пугала. А что: они одеты-обуты, сытно накормлены, крыша над головой есть, в казарме, несмотря на наступивший мороз, тепло и даже светло, потому что Сергей Петрович все же подключил их обиталище к электрической линии на кирпичный завод. Теперь в «русской» казарме есть даже электрические лампочки, загорающиеся по первому щелчку выключателя. Лепота.

Единственное, чего не хватает подчиненным Гавриила Никодимовича, так это курева. Уши пухнут у всех со страшной силой. По слухам, которые неистребимы в любом обществе, на фрегате привезли табак, но на пайку его пока не выдают, а это непорядок. Даже царь Николашка давал солдату на фронте по четыре золотника махорки на день ( примерно 20 грамм ). Старший унтер, как мог, успокаивал свою беспокойную камарилью. Мол, как закончится у них испытательный срок, так он обязательно будет говорить о табачном довольствии с Андреем Викторовичем. Главный командир – человек обстоятельный, понимающий, и должон войти в положение. А пока, мол, мы тут на птичьих правах – и чтобы ни одного вяка в обход субординации по этому поводу не было. И подносил недовольному под нос тяжелый кулак.