Гранд Джордж - Другой мир. Злой рок

Доспехи отставшего от своих товарищей воина выглядели богато. На поясе висели красивые ножны, инкрустированные медью и золотом. Рукоятка его ножа была украшена красным драгоценным камнем. Над его бровью над кожей выделялась розовая родинка величиной с волчью ягоду. Я понял, что передо мной командир вражеского диверсионного отряда, по прозвищу Зверь. Он держал в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Хищное острие его стрелы пока не смотрело на меня, но я понимал, что от натяжения лука до выстрела пролетит лишь один миг. Я прикрыл верхнюю часть тела маленьким круглым кавалерийским щитом и постарался спрятаться за ним, но, к сожалению, это было невозможно. Кроме того, эти кавалерийские щиты кочевников были очень хлипкой преградой. Металл в этом щите был только на полусферическом утолщении в его центре, которое в моём мире называлось умбоном. Мой противник слегка натянул тетиву, но не спешил натягивать её до предела. Он приближался, а я ждал чуда. Потому, что с такого расстояния он не промахнётся, а я не увернусь. Но чтобы совсем уже не сдаваться на милость врагу я сделал в его сторону решительный шаг. Это запустило дальнейшие события, они словно взбесившиеся кони, сорвавшиеся с привязи, бросились в свой стремительный бег.

Я увидел, как Зверь еле заметным движением доводит тетиву до подбородка, натягивая её, таким образом, до конца, и, слегка приседая, мгновенно наводит лук на нижнюю часть моего тела, не прикрытую щитом. Я только и успел, что отпрыгнуть в сторону. Мой пластинчатый доспех жалобно звякнул. Бедро пронзила боль, под бронированной юбкой заструилась кровь. Стрела застряла в ноге, причиняя боль при попытке приблизиться к врагу. Кость не задета, но в бедре множество больших кровеносных сосудов, повреждение которых неминуемо ведёт к быстрой потере крови. Злой Рок получит сегодня свою кровавую жертву, и, похоже, я мне выпала честь быть той самой вишенкой на торте, который подадут к его столу.

Враг быстро вытянул новую стрелу и отступил назад, сохраняя дистанцию в шесть шагов. Я ковылял к нему, понимая, что он на своих быстрых ногах не даст мне приблизиться на расстояние удара саблей. Но не делать совсем ничего я не мог. Стоя на месте, я был бы уже трупом, поэтому я терпел боль и старался не быть статичной мишенью, пытался сократить дистанцию. Впрочем, идя на врага, я становился не меньшим трупом. Упрямство и злость гнали меня на противника. Зверь злорадно ухмылялся, отступал, закручивая своё движение против моей раненой ноги, заставляя часто наступать именно на неё. Он чувствовал своё безусловное превосходство надо мной. Вражеский командир полностью контролировал ситуацию и наслаждался своей властью, способностью отнять мою жизнь, заряжался, как паразит, видя мои мучения. Но бой вокруг нас, опасность, которая грозила ему, пожелай он остаться тут надолго, заставляли его действовать.

Он быстро наложил вторую стрелу и, натянув тетиву, тут же ослабил её. Его обманное движение не заставило меня снова прыгнуть, и не потому что я не хотел этого, а потому, что я не мог этого сделать. Он повторил своё движение, но в этот раз я каким-то образом понял, что он пытается попасть мне в живот или в пах. В прошлый раз моя быстрая реакция и сила в ногах привели к тому, что я получил ранение ноги, а не ранение внутренних органов. В этот раз я не смогу так быстро двигаться из-за ранения в бедро. Он уже отпускал тетиву, когда я сделал единственно правильное движение, опустил свой щит вниз, защищая живот и пах от угрозы. Стрела ударила по щиту. Окованный по краям дрянным железом, а в центре оснащённый умбоном, щит меня не спас. К сожалению, стрела угодила в другую часть щита, которая не была прикрыта ничем, кроме краски, нанесённой поверх слабой доски. Глухой удар о сухое дерево, и почти сразу же мою руку пронзила нестерпимая боль. Я заорал, хотел затрясти рукой, но стрела на таком расстоянии имела большую убойную силу. Она пробила и хлипкий щит, и мою руку, а также прошла сквозь пластины доспеха и застряла между ними. Теперь наконечник второй стрелы разорвал кожу на моём животе. Когда я попытался дёрнуть рукой со щитом, наконечник причинил мне новые боль и страдания.

В глазах от боли появились слёзы. Они мешали мне видеть врага, голова кружилась, я был готов потерять сознание, но вместо этого вновь рванул руку со щитом. Новая волна боли вернула меня к сознанию. Я снова заорал, слёзы побежали по моему лицу. Сквозь прорезь своего шлема я отыскал своего врага. Зверь уже зашёл мне за спину и сейчас наложил новую стрелу на свой лук. Внезапно рядом что-то щёлкнуло. Слишком близко от меня, чтобы я мог ошибиться. Это был арбалетный болт! Стреляли откуда-то снизу, неужели Святослав поборол свой страх?! Парень, который всё это время боялся высунуться из-за пависсы, только и мог, что заряжать арбалеты в укрытии.

Парнишка, конечно, попытался меня спасти, но от страха не смог попасть во врага с расстояния в четыре шага. Зверь тут же повернулся и выстрелил. Одновременно второй раз выстрелил Святослав. Арбалетный болт ударил вражеского командира в бедро, он покачнулся и тут я, наконец-то, увидел свой шанс. Нет, не шанс спастись, а шанс наконец-то достать эту сволочь. Я поковылял в его сторону, борясь с требованием моего сознания прекратить издевательства и выключиться до окончания капремонта всего тела. На втором шаге, когда я понял, что сознание собирается отрубиться окончательно, пришлось дать ему нового пинка. Для этого я просто пошевелил пальцами на руке со щитом.

Этой боли и новой волны адреналина мне хватило, чтобы доковылять до Зверя к тому моменту, когда он, наложив, очередную стрелу на свой проклятый лук, собирался выстрелить в меня. Я только и успел в очередной раз подставить свой щит. Боль пронзила моё плечо, щит пригвоздило к нему намертво, я упал вперёд, сбивая противника с ног, мы рухнули на землю. Как я падал, уже не помню, помню только новую волну боли от всех своих ран, которая вернула меня в сознание, когда Зверь попытался сбросить меня с себя. Трофейная сабля незаметно для меня самого выпала из моих рук ещё при падении. Я на последнем вздохе выхватил у него из-за пояса нож и наугад ударил. Больше из моего тела и сознания выжать ничего не удалось. Ватное тело полностью перестало мне подчиняться.

А после этого я очень хотел, чтобы мой мозг отрубился, но он угасал также медленно, как огарок свечи. Боль смыла все чувства и эмоции. Старуха с косой снова соберёт сегодня богатый урожай, и я вскоре буду его частью, на радость Злому Року.

Тем временем, какие-то люди пробегали в десятке шагов от меня, но то ли я не мог сфокусировать своё зрение, то ли слёзы застилали мне глаза, однако это мешало мне понять, кто победил в этом бою. Эта мысль терзала меня до самого конца, пока мне не стало совсем всё равно. Даже боль уже была где-то там, далеко за гранью сознания. В какой-то момент я вообще стал смотреть на себя со стороны. Как будто моё сознание отделилось от тела и взирало на всю мирскую суету с высоты. Вначале я видел со стороны только своё лицо. Оказалось, шлем таки слетел с моей головы. Мышцы на лице медленно расслаблялись, его оставляли страдание, боль, мука и безысходность. А я медленно поднимался ввысь, и мне открылись новые подробности: моя рука всё ещё лежала на лице моего врага, сжимая рукоять ножа с рубином в оголовье. Это был тот самый нож, которым Зверь творил свои ужасные преступления против женщин и детей. Лезвие, под моей рукой, похоже, угодило Зверю прямо в глазницу, отчего тот мгновенно покинул сей бренный мир. Моё тело оказалось прикрыто трофейным щитом, который был пробит насквозь двумя стрелами. Из ноги тоже торчала сломанная стрела, вокруг моего тела натекло немало крови. Совсем рядом валялось оружие, стояли пависсы, за одной из них со стрелой в груди лежал очень молодой паренёк с лицом как у ангела. На его лице осталось лишь выражение удивления. Я поднимался ещё выше, мне открывался всё больший и больший обзор. Моё сознание или душа парила над побоищем. Шахтёры, конюхи и враги лежали вперемешку на осенней земле. Часть врагов, отдалившись от нашей позиции на четыре десятка шагов, оказалась окружена ополченцами из соседних полусотен. По их поведению я понял, что налётчиков не собираются брать в плен. Мне стала безразлична эта мирская суета. Я поднялся над деревьями, как утренний туман, поднимающийся над лесом. Тут над лесом листва на деревьях, освещаемая утренним солнцем, играла разными красками: от зелёного до красного, местами даже коричневого. Но среди всех этих пёстрых красок преобладали жёлтый цвет, цвет траура, цвет расставания.