Б Беломор - К повороту стоять! [litres]

После второго дня такой «осады» Южного фарватера небо плотно затянуло облаками, стал накрапывать дождь. Не надеясь на бдительность боевого охранения, Эстли Купер Ки отвел корабли подальше – в таких условиях русским могло и повезти.

Во всем был виноват туман, конечно. В апреле светает довольно рано, но что проку от солнца, если его лучи вязнут в молочной пелене? Сигнальщики с Толбухина маяка до рези в глазах всматривались во мглу, но всё напрасно – лишь к четвертой склянке туман рассеялся, и в этот самый момент в Северном проливе загрохотали взрывы.

Вице-адмирал мог быть доволен собой – на этот раз ему удалось провести противника. Русские ожидали, что он будет с бараньим упорством ломиться в запечатанные наглухо ворота Южного пролива. Как бы не так! Броненосцы с большой осадкой отстаивались за створом Толбухина маяка и Красной Горки, где их не доставали одиннадцатидюймовки фортов, а вот те, что имели осадку поменьше – «Принс Альберт», «Глэттон» и четыре «Циклопа», – вдруг обнаружились по другую сторону острова Котлин. Ночью, на малых оборотах они миновали полосу ряжевых заграждений. Во главе ордера шли три парохода, судя по осадке, тяжело нагруженных. Вместо батальонов Королевской морской пехоты и полевых орудий их трюмы были забиты пустыми бочками и лесом.

«Прорыватели» – сюрприз, подготовленный для русских адмиралом Эстли Купером, – один за другим выползали на минные банки, перекрывающие подходы к номерным батареям. Под днищами обреченных пароходов один за другим гремели взрывы. Они проделывали в обшивке солидные дыры, но плавучесть у прорывателей была отличная: нетонущий груз помогал держаться на воде даже после семи-восьми подрывов! Не успели защитники Кронштадта понять, что происходит, как в минных заграждениях была проделана солидная прореха, и в нее, как в распахнутые ворота, вошла британская колонна.

Когда перед самой Крымской войной в очередной раз перестраивали южные форты Кронштадтской крепости, Северный пролив укреплений не имел вовсе. Считалось, что тамошнее мелководье большой военный корабль преодолеть не сможет, а те, что поменьше, остановят ряжи, мины и канонерки. Но однажды, в туманную ночь, гамбургский парусник, идущий в Петербург, сбился с курса и оказался севернее острова Котлин. Но вместо того, чтобы налететь на ряжевые заграждения или банально сесть на мель, капитан ухитрился – еле-еле, с непрерывными промерами глубин, – обойти Котлин и выйти к Морскому каналу восточнее Кронштадта. После этого случая оборону Северного пролива решено было усилить.

Уже к началу кампании 1853 года новые батареи были готовы встретить незваных гостей. В начале 1877-го их перестроили и вооружили новыми орудиями, всё равно они в подметки не годились «южным» фортам. За какие-то полтора часа был совершенно разбит форт номер один, «Северный»; британские мониторы, смещаясь к востоку, одну за другой приводили номерные батареи к молчанию.

Последней преградой стала батарея номер семь, ключ к Северному проливу. Разгромив ее, можно было рассчитывать провести в обход Котлина не только мониторы, но и некоторые броненосцы, предварительно изрядно их разгрузив. Тогда Балтийскому флоту придется принять сражение где-нибудь на траверзе Ораниенбаума. А мелкосидящие «Циклопы» вообще могли пройти к столице по мелководьям, под самым финским берегом, где им могли помешать только броненосные суда береговой обороны. Да и то, признаться, с трудом – осадка «Адмиралов» почти на метр больше, чем у «Циклопов», так что основная работа легла бы на башенные броненосные лодки.

Из них четыре, «Русалка», «Стрелец», «Колдун» и «Единорог», стояли в резерве, на рейде Военной гавани. Остальные находились там, где было предписано диспозицией – южнее Котлина, за линиями минных заграждений, стерегли промежутки между фортами «Павел», Александр» и «Милютин». Можно, конечно, их вернуть, но… пока на мониторах получат приказ, пока они обогнут остров, пока доберутся до нещадно избиваемой батареи номер семь, всё уже закончится. С Балтики тянутся низкие свинцово-серые тучи; под прикрытием дождевого фронта прорвавшиеся «Циклопы» легко уклонятся от встречи и двинутся на Петербург. Ходоки они – не чета русским мониторам, одиннадцать узлов против шести с половиной.

Казалось, план вице-адмирала Эстли Купера вот-вот сработает. Единственное, что могло этому помешать – четыре небольших кораблика, спешно разводящих пары на внешнем рейде Военной гавани. Только они могли вовремя заткнуть собой брешь, готовую возникнуть в морской обороне столицы.

Брякнула цепь подъемника. Из люка, ведущего в башню, свесилась перемазанная копотью физиономия.

Каблуков, узнал Серёжа. Артиллерийский кондуктор, правая рука старшего артиллериста, хозяина башни.

– Вашбродие, господин мичман! – надсаживаясь, заорал Каблуков. – Господина лейтенанта малеха оглоушило, сидят, сомлевши. Говорят – зови, Каблуков, мичмана, он меня, ежели что, сменит!

Из уха у кондуктора сбегала струйка крови – похоже, «малеха оглоушило» не только лейтенанта. Серёжа кивнул и торопливо полез вверх.

В башне было не продохнуть от пороховых газов. В сизой мгле мелькали обнаженные по пояс комендоры. Серёжу толкнули в спину, он чуть не полетел с ног. Чьи-то руки подхватили его, раздался густой бас:

– Куды прешь, лярва, мичманца чутка не зашиб!

Серёжа попятился, сделал два шага и снова едва не упал, запнувшись о лежащего лицом вниз человека. Он тоже был голым по пояс, спина – сплошной фиолетово-пунцовый кровоподтек.

Над ухом снова залязгало. Снизу, из люка пополз подъемник с картузами. Мичман посторонился, пропуская матроса с прибойником, прижался спиной к стенке башни.

– Вы, вашбродие, от железа-то отсуньтесь! – снова заорал Каблуков. – Ежели, не дай бог, счас попадет, вас как Олябьева…

Серёжа склонился к лежащему. Всё было ясно: когда снаряд угодил в башню, несчастный прижимался спиной к броне. Страшным сотрясением ему переломало кости, не вызвав при этом видимых наружных повреждений, кроме вот этого жуткого кровоподтека. Серёжу передернуло – наверное, под кожей сплошное месиво из мяса и осколков костей…

– Голубчик, Сергей Ильич! – раздался знакомый голос. Серёжа обернулся. Лейтенант Онуфриев, сидел, опершись на опору подъемного механизма.

– Вы целы, голубчик? – прохрипел тот. – А вот меня контузило, ни пса не вижу, и голова раскалывается!

Слова старшего артиллериста заглушил грохот – снаряд разорвался на броневой палубе. Лейтенант, попытавшийся было подняться, снова повалился лицом вниз, неловко вывернув правую руку за спину.

В переговорной трубке, свисающей с подволока, захрипело.