Б Беломор - К повороту стоять! [litres]

– Леонид Андреич! Сейчас будем поворачивать вправо, на семь румбов, – раздался из раструба амбушюра голос командира «Стрельца». – Что-то по нам «Глэттон» пристрелялся, будь он неладен. Вы уж не дожидайтесь, ворочайте сразу башню на левый борт!

Серёжа обеими руками схватился за трубу.

– Иван Федорыч… простите, господин капитан второго ранга! – Лейтенант конту…

– …не слышу, Леонид Андреич! – отозвалась трубка. – Громче, а то мы все тут оглохли…

Серёжа собрался было заорать, как Каблуков, но вовремя сообразил, в чем дело. Оглянувшись на комендоров – не видят ли? – выдернул из амбушюра кожаную затычку, и та повисла, раскачиваясь, на цепочке.

– Здесь мичман Казанков! Старший артиллерист контужен!

В трубке снова захрипело. Серёжа склонился поближе, но больше ничего не услышал. Палуба под ногами дрогнула – монитор покатился влево, закладывая циркуляцию, и мичман вспомнил о полученном приказе.

– Каблуков, ворочаем влево на… – он запнулся, ища глазами указатель поворота башни. – …на девять!

Сильнейший удар сотряс «Стрельца». Все, кто был в башне, полетели с ног. На этот раз снаряд угодил в саму башню, но броня выдержала. Серёжа вскочил первым и принялся помогать контуженому Онуфриеву. Но тот и сам поднимался, цепляясь за станину орудия.

– Все целы?

Серёжа принялся пересчитывать матросов орудийной прислуги. Так, семь… десять… а вон и Каблуков, возится у рычага поворотного механизма. В низах залязгало, но опорная колонна, на которой должна подниматься башня, не дрогнула.

Каблуков, посинев от натуги, навалился на рычаг. На помощь ему кинулись два матроса. Снова лязгнуло, протяжно заскрежетало; палуба под ногами слегка дрогнула – подъемный механизм попытался подтолкнуть стальную махину вверх, оторвать от опорного кольца и провернуть.

Бесполезно. Броневой бочонок даже не шелохнулся.

– Заклинило! – плачуще проорал Каблуков. – Как есть заклинило, вашбродие, никак не идет!

Все было ясно. Механизм эриксоновской башни не выдержал сотрясения при попадании снаряда и вышел из строя.

Каблуков свесился в люк и проорал что-то. Из подбашенного ответили замысловатой матерной тирадой.

– Так что, вашбродие, говорят – привод в порядке, это у нас, наверху что-то! – доложил Каблуков. – А у нас-то всё целехонько, я ужо глянул. Снаружи заклинило, видать осколок под мамеринец [38] Приспособление, не допускающее попадания газов и воды в орудийную башню в зазор между её вращающейся и неподвижной частями. Изготовлялось из кожи и пропитанного маслом войлока. залетел! Спозвольте, вашбродие, я выйду, гляну?

Серёжа торопливо закивал – «Стрелец» заканчивал поворот, и теперь его орудия были развернуты в противоположную от неприятеля сторону. Скрежетнув, броневая дверца открылась, пропуская кондуктора, и мичман бросил взгляд на Онуфриева. Лейтенант махнул рукой, и юноша, подхватив лом, полез за Каблуковым.

Оказавшись снаружи, Серёжа с наслаждением вдохнул стылый, сырой воздух. Да, в нем хватало пороховой гари и дыма от сгоревших кардифов, но куда там до душегубки, в которую превратились низы «Стрельца»! Раструбы вентиляторов сбило первыми же попаданиями, воздуходувка не справлялась, кочегары, машинисты и обслуга бомбового погреба задыхались в угольном чаду. К тому же после каждого залпа немалая часть продуктов сгорания пороха оказывалась внутри башни, слепя глаза наводчикам, разрывая легкие приступами кашля.

Шума наверху тоже было поменьше. Вместо лязгающих, скрежещущих механизмов, ударов снарядов по броне, регулярных, как метроном, залпов самого «Стрельца» пространство между низкими, свинцово-серыми волнами Северного фарватера и балтийским небом заполнил, как звук органа заполняет объем готического собора, рык десятков тяжелых орудий. Выстрелы корабельных и крепостных пушек сливались в единую симфонию битвы, но куда ей до того, что творилось под броней!

Серёжа заозирался. Так, бурая буханка, сплошь окутанная дымом, что лежит на воде в полудюжине кабельтовых от монитора – это батарея номер семь. В сизом облаке то и дело взблескивали темно-багровые языки – батарея вела огонь по сидящему почти вровень с водой судну с приземистой грибообразной надстройкой. Чёрный дым валил прямо из нее, накрывая, как пологом, корму – у броненосца была сбита дымовая труба. Башни развернуты в сторону батареи; орудия кормовой молчали, носовая же лениво выплюнула сначала один, потом другой столб ватно-белого дыма и начала вращаться.

Ясно, сообразил Серёжа, ворочает для заряжания. У «Циклопов» орудия дульнозарядные, башни каждый раз надо приводить в диаметральную плоскость, опускать стволы пушек и снаружи, из-под палубы по наклонным желобам подавать заряды.

Низко, над самой рубкой провыл снаряд и лег перелетом в полукабельтове, подняв высоченный столб грязно-пенной воды. Серёжа закрутил головой, пытаясь понять, откуда он прилетел, и увидел в отдалении, милях в полутора, ещё два силуэта. Приглядевшись, он опознал однобашенный таран «Глэттон» и броненосец «Принц Альберт». Броненосцы стояли неподвижно, обстреливая батарею номер семь и выписывающие рядом с ней зигзаги русские мониторы. По «Стрельцу» бил «Глэттон»; его осадка не позволяла преодолеть мелководья и приблизиться к батарее, так что британский монитор поддерживал редкими залпами своей единственной башни наползающие «Циклопы». Наводчики на батарее, похоже, не обращали внимания на «Глэттон» и «Кинг Альберт» – море вокруг них было спокойно, тогда как возле «Циклопов» то и дело вырастали всплески близких накрытий.

– Вашбродь, подсобите! – ворвался в Серёжины наблюдения крик кондуктора. – Так и есть, осколком заклинило! Никак я его не…

Дальнейшие реплики Каблукова более подходили для писания на заборе. Впрочем, Серёжа ещё в Корпусе перестал обращать внимание на сквернословие и нецензурную брань, без которой невозможно представить себе повседневное флотское бытие.

Одного взгляда хватило, чтобы понять – повреждения таковы, что с помощью двух исконно русских средств (лома и такой-то матери), имевшихся в распоряжении аварийной партии, их не устранить. Здоровенный кусок чугуна – видимо, донце от снаряда, – вошел под мамеринец и намертво заклинил броневую «коробку из-под леденцов». Попытки выбить окаянную железяку кувалдой, которой яростно орудовал Каблуков, успеха не имели. Серёжа предложил заколотить в щель лом и, действуя им как рычагом, выколупнуть осколок. Бесполезно: тот сидел как влитой, поддразнивая мичмана полукруглой бороздкой на донце, похожей на дразнящую ухмылку.

Хуже того, сотрясением заклинило и механизм подъема башни – из попыток приподнять ее и выбить осколок прочь ничего ровным счетом не получилось. В сердцах мичман обложил по известной матери мудреную конструкцию Эриксона. С башней системы Кольза такая неприятность случиться попросту не могла – та утоплена в круглую нишу, надежно укрывающую стык башни и броневой палубы от осколков. «Впрочем, чёрт его знает, как оно на самом деле, – поправил себя мичман. – Это всё умозрительная теория, а проверки боем русские мониторы пока не прошли. Эта схватка на Северном фарватере, по сути, первая проба сил…»