Алексей Янов - Княжич [litres]

Для закалки напильников и инструментов я вспомнил хороший науглероживающий состав, включающий в себя толченое стекло, поваренную соль, животный и древесный уголь, ржаную муку, канифоль и, конечно, желтую кровяную соль. Эти составные части растирают в порошок и замешивают в спирте до получения густого теста. Этим составом покрывают стальные предметы перед закалкой.

Производство железисто-синеродистого калия я повесил на кузнецов. Остальные компоненты, типа канифоли, планировал выделывать в Гнёздове. С этого дня очередь на пламенную печь была расписана не по дням, а по часам. Команда углежогов изготавливала в печи соду и поташ, команда кузнецов – желтую кровяную соль. Я для себя решил, что нужно срочно заняться кирпичным производством, печей вскоре потребуется страх сколько, даже не считая металлургических. Кстати, из желтой кровяной соли легко получается цианистый калий и синильная кислота, но связываться с ядами в мои планы пока не входило.

При смешивании растворов желтой кровяной соли и сульфата железа (железного купороса) получался белый осадок, который быстро окислялся воздухом, превращаясь в «берлинскую лазурь», точнее в «железную лазурь» – именно такое название я дал новому пигменту.

Закончив со всеми делами в Смоленске, я вместе с нанятой для меня князем строительной артелью отплыл в Гнёздово.

Здесь следует пояснить следующее. В Смоленске действовали две профессиональные строительные артели (или, как они себя еще именовали, «дружины», или «сотни») каменщиков-плинфотворителей. Одну из них князь нанял к себе на работу – для осуществления задуманного его сыном. Вторая же артель была зависима от смоленского епископа Алексия, а потому она специализировалась на строительстве учреждений церковного культа.

Зодчий Авдий был старостой нанятой князем артели. Ядром артели были мастера-каменщики, в количестве шестнадцати человек, которые вели кладку фундаментов, кирпичных или каменных стен и сводов. Кроме каменщиков в состав артели входили два плотника для сооружения лесов, кружал и других деревянных устройств, была еще группа так называемых плинфотворителей, состоящая из формовщиков кирпича и обжигальщиков, – всего семь человек. И самая многочисленная группа в артели – это подсобные рабочие, не входящие на постоянной основе в состав артели. Их число варьировалось в зависимости от предстоящей работы.

Эту артель, годовой найм которой, кстати говоря, обошелся в 120 серебряных гривен, я планировал использовать на самых ответственных участках, прежде всего для возведения доменной, кирпичеобжигательных, известково-обжигательных, черепице-обжигательных, содовых печей и горнов, а также для других факультативных целей вроде формовки отливных изделий.

Надо пару слов сказать для общего понимания, что собой представляют такие ремесленные объединения, как артели – дружины – сотни. Военизированные городские отряды ополченцев – так называемые «сотни» – одновременно выполняют не только военную функцию (защита города, военные походы), но и представляют собой профессиональные объединения ремесленников (каменщиков, плотников, мясников, хлебников и т. д.), помимо всего прочего участвуют в политических процессах (вече). Некоторые из сотен являются хорошо организованными, едиными, монолитными организациями. Другие, из-за всяческих внутренних раздраев, выглядят довольно аморфными и ничего серьезного собой не представляют. Теневыми лидерами (впрочем, иногда и явными) сотен выступают различные боярские кланы (значительная часть ремесленников по найму вообще трудится на территории боярских усадеб). Строительные сотни каменщиков (вроде дружины Авдия), городников (ремонтирующих городские деревянные стены) традиционно находились под покровительством смоленских князей (завися от княжеских заказов), были также зависимые от церкви сотни.

Чтобы ослабить мизинный люд, внести в него раскол, сделать его менее монолитным, князья с боярами противопоставляли профессиональным сотням деление по чисто территориальному признаку на улицы и концы. Поэтому в Смоленске, как и во многих других русских городах, получилась химерная двуединая конструкция, где сотские старшины умудрялись как-то сосуществовать с кончанскими старостами. Явным приоритетом городские сотни пользовались разве что во время военного сбора городского ополчения.

Ладьи, под руководством недовольного Анфима, загруженные каменщиками, гончарами, печниками и иже с ними, сплавились вниз по Днепру, свернув с днепровской стремнины, плавно уткнули свои носы в гнёздовскую пристань. С развернувшихся бортами и принайтованных речных корабликов я одним из первых ступил на сосновый настил пристани.

Рядом с красным сосновым бором виднелись покрытые свежей зеленью гряды холмов, часто застроенные жилищами и хозяйственными постройками. Самый большой из холмов окаймляла невысокая деревянная городская стена с высокой сторожевой башней – это, собственно, и было Гнёздово.

Из городских ворот и из ближайшего посада на пристань высыпало множество любопытствующего народа. Больше всего их заинтересовала моя скромная персона – на меня таращились во все глаза, как на невиданную зверушку. Ну, да и бог с ними, с меня не убудет… Местные жители уже знали, что вблизи их городка будет развернуто плинфяное производство. Поэтому наиболее активные из них, распознав в Авдии «большого начальника», уже начали приставать к нему насчет найма на работу.

– Пошли в крепость, – обратился я к Перемоге.

– Обожди, Изяславич, – оглянувшись на лодьи, ответил пестун. – Еще твоего коня не сгрузили на пристань. Ты княжич, а потому в крепость на коне должон въезжать! – наставительно проговорил он. – Кроме того, тебя еще местные бояре как положено не встретили. Вон они, кстати, только из ворот появились.

Действительно, впереди показалась процессия, возглавляемая важным боярином, это оказался уже знакомый мне по первой поездке гнёздовский посадник боярин Гаврил Хотеславич. Ему было примерно сорок лет от роду. Сегодня он предстал передо мной в полном боевом облачении, прикрытый плащом непонятного серо-буро-малинового оттенка, а на голову напялил высокую горлатую шапку, совсем не сочетающуюся с доспехом. Рядом с ним бодро вышагивали еще три боярина, выряженные примерно в таком же стиле, как и первый. За боярами шли куда как скромнее одетые в холщовые рубахи и штаны ратники, держа в руках копья и овальные щиты с металлическими умбонами. Из-за спин последних виднелась не в меру суетящаяся боярская челядь.

Перемога хлопнул меня по плечу, выставляя на передний край. Последовала церемония приветствия: бояре и воины поклонились, а челядь упала на колени, уткнув лбы в уже порядком истоптанную землю.