Ольга Елисеева - Огненный рубеж [сборник litres]

Нагрянула осень тяжкая, сырая, ветреная, с деревьев опала листва. Бои за переправы шли не переставая. Пока победы одерживали русские отряды, и войскам хана Ахмата не удавалось перейти Угру.

Евдокия не понимала, почему войска великого князя не пересекут реку и не обрушатся на противника, почему Иван Васильевич позволяет постоянным стычкам изматывать его людей? Или государь, как и она, знает – Орду не победить? Тогда почему он дозволил эту войну?

Вопросы, вопросы, на которые у Евдокии не имелось ответов. Больше всего на свете она хотела мира. И известие о том, что великий князь Иван Васильевич возвращается в Москву, обрадовало её. Значит, он понял, понял – всё бесполезно, значит, он попросит хана Ахмата о мире, и эта бессмысленная война закончится!

Василиса радости Евдокии не разделяла, наоборот, гневалась при одной мысли о возможности перемирия. Но верила, будто не струсит великий князь, не допустит нового позора.

– Разве это позор? – удивлялась Евдокия. – Это здравомыслие. Зачем сражаться, зря людей губить? Худой мир лучше…

– Дуня. Сколько лет уж мир этот худой между нами и Ордой – и сколько лет наших людей в полон уводят. Сколько лет дань мы платим, сколько лет города наши сжигают. Сколько лет мы в страхе живём. Нет, Дуня, пора нам свободу вернуть. С Божией помощью одолеем мы врага.

– И где раньше эта помощь была? – ворчала привычно Евдокия, на что Василиса устало качала головой. Как объяснить тому, кто слушать не хочет?

Тимофей тоже отказался покинуть берег Угры. Многие шустрые отроки, не подходящие по возрасту, помогали дружине и ополчению при конях и обозных телегах. То, что уезжает великий князь, Тимофея не интересовало, ведь оставался сын великого князя, Иван Молодой, и стычки отрядов на берегах не прекращались.

– У великого князя и иные дела да советы всякие, – сказал Тимофей, – а на то, чтобы здесь сражаться, у него сын есть и мы. Не вернусь в Москву, пока ордынцев навсегда не прогоним.

И хорошо бы только он так думал, да только все, с кем сталкивалась Евдокия, по-иному и не помышляли. Волновались, как бы не вздумал великий князь на попятную пойти, ибо понеслись слухи, будто и вправду хочет Иван Васильевич снова с ханом Ахматом замириться.

Евдокию эти слухи радовали, а остальных гневили. Люди устали. И ещё верили, будто должен прийти конец многолетнему гнёту. Когда-то на реке Непрядве войска ордынцев уже были разбиты, сумеют разбить их и снова, и на этот раз окончательно.

– Та победа при Непрядве ничего ведь не изменила, – жалобно сказала как-то Евдокия Василисе. – Почему же что-то переменится сейчас? Только люди погибнут.

– Та победа изменила многое, Дуня, – серьёзно ответила Василиса. – Ты не смотри, что мы под ордынцами остались, ты смотри, что люди увидели. А увидели, что ордынцы – не всесильны и Бог на нашей стороне. Увидели – только вместе мы победить сможем. А уж почему урок не сразу усвоили, почему так много лет на него понадобилось, это уже людская вина. Даже сейчас в ссоре с князем великим братья его! Война на пороге, они же враждовать вздумали. Сколько сил на примирение ушло, а ведь и сейчас могут они в любой момент уйти или восстать. Хоть и замирились они, боюсь, великий князь не доверяет им по-прежнему… А доверие – единственное, что сейчас нас выручить может. Доверие да молитва.

– Думаете, не перейдут татары реку? Спасёт нас молитва?

– До сих пор не перешли, – пожала плечами Василиса. – Сколько уже хан Ахмат на том берегу стоит, а броды Угры до сих пор не перешёл. Отбиваемся мы, Дуня.

– Но мы только защищаемся! Почему бы тогда не напасть самим?

– Наше войско слабее. А время на нашей стороне.

– Время? Скоро зима, реки замёрзнут, и перейти их станет легче лёгкого. Тогда точно спалят ордынцы наши города.

– Не думаю, – качнула головой Василиса. – Ордынцы зиму нашу не любят. Пришли-то они летом, одёжу тёплую навряд ли запасли… Коли до зимы продержимся, поддержкой холода нам станут. Видать, поэтому великий князь и тянет время.

Евдокия вздохнула. Она ничего не понимала. Ей казалось, будто всё должно решиться, словно когда-то на реке Непрядве: выйдут друг против друга два войска, грянет сеча великая, и кто выживет, тот и победит. А это затяжное стояние двух войск друг напротив друга с постоянными стычками, в которых то и дело пробовались силы, но ни одна из которых не становилась решающей, только раздражало Евдокию. Скорее бы всё закончилось!

Об этом она и молилась во время частых крестных ходов. Хоть бы как-то всё разрешилось, лишь бы прекратилась эта выматывающая неопределённость. Как только Василиса ухитряется спокойно жить и улыбаться, наслаждаясь каждым днём, когда эти дни полны тревог? Как ей удаётся со спокойным сердцем отпускать Григория, словно и нет угрозы, что однажды он не вернётся?

Что даёт ей силы? Вера? Почему же саму Евдокию эта вера не поддерживает, не успокаивает, почему в сердце её только страхи и сомнения? Ведь она так же исправно молится, как и Василиса. Всё, чего желает она – чтобы всё разрешилось в битве, скоро и ясно…

Желание Евдокии сбылось: войско Ивана Молодого всё же столкнулось с войском хана Ахмата, когда ордынцы попытались пересечь Угру всей силой. Битва шла несколько дней. Евдокия и Василиса с ног сбились, помогая лекарям и монахам, как и другие женщины: слишком много было раненых и умирающих. Но когда отряды ордынцев были отброшены за Угру, ничего не изменилось. По-прежнему стояли два войска на двух берегах реки, по-прежнему ходили дозоры бродами, по-прежнему жили и молились люди на русском берегу – только раненых и убитых стало намного больше.

Евдокия окончательно запуталась: кто же победил? Разве не должно было определиться раз и навсегда, владеть или нет Ахмату Русью? Почему ничего не переменилось?

Известие о переговорах успокоило её. Теперь всё ясно, просто и правильно. Состоялось сражение, после него великий князь и хан переговорят, уладят дело. И ордынцы уйдут, а Евдокия с братом вернутся в Москву. Обнадёженная, Евдокия стала ждать.

Переговоры, однако, затягивались. Говорили, будто хан требует невозможного, будто великий князь не может пойти на уступки, будто судьба русская зависит от решения Ивана Васильевича. Евдокия не понимала: чего же такого требует хан Ахмат, почему нельзя пойти на мир? Почему медлит великий князь московский? И ведь все вокруг это понимали… и оттого Евдокия поделиться своими сомнениями ни с кем не могла. Она даже на исповеди ограничивалась рассказами о повседневны хмалых грехах, а о том, что творилось у неё на сердце, предпочитала умалчивать.

А люди вокруг жили надеждой. Говорили: уже на подходе полки братьев великого князя, раньше враждовавших с ним, а теперь помирившихся; говорили, будто не готовы ордынцы к холодам, будто болезни и голод свирепствуют на другом берегу Угры. Ходили слухи и о некоем отряде, который тайно пробирался к столице Орды, но большинство считало: нет, это лишь пустые разговоры… Коли было бы это правдой, толковали меж собой люди, никто бы не узнал о тайном отряде, а коли пересуды пошли, значит, нарочно слух пущен.