Алексей Янов - Орда

А вот отряд под руководством Коловрата слишком увлёкся преследованием разбегающегося врага, проигнорировал сигналы об отступлении, ворвавшись в огромный монгольский стан, расположенный за рекой Лыбедь, усеянный сотнями шатров, юрт и палаток. Не снижая скорости, дружина Коловрата разметала на своём пути все заслоны, разбрасывая по сторонам все прибывающие к месту прорыва монгольские силы. Погиб замешкавшийся темник Бурундай.

Конная колонна, окончательно потеряв ход, встала, завязалась кровавая рукопашная схватка. По всему лагерю в нервном припадке гудели трубы. Отряд Коловрата бился отчаянно. Черниговцы вовремя опомнившись, стали пробиваться назад, прорывая срочно пребывающие от Вознесенского монастыря многотысячные отряды и сейчас непролазной дугой охватывающие лагерь. Но рязанские дружинники продолжали углубляться во вражеский стан, следуя за своим предводителем.

Навстречу им в бой были брошены последние, срочно собранные жалкие остатки из тумена кэшиктэнов — гвардейцы чингисидов — тургауды. Набирая ход, лязгая железом, тургауды опускают копья и страшный по силе копейный удар разбивает сильно поредевший отряд рязанцев, не имевших стрелкового вооружения, разбрасывая его во все стороны света. Но разбившись на мелкие отряды рязанцы, одержимые местью, продолжали драться. Коловрата вместе с несколькими дружинниками вынесло прямо на Субедея — багатура спешащего к месту боя. Немногочисленная охрана главного советника джихангира сходу бросилась на русичей. В окружении верных рязанцев Евпатий крутил мечом направо и налево, отправляя степняков по частям в клубящийся под копытами коней снег. Не избежал сей участи и «железный пёс» Чингис — хана — удар шестопера размозжил ему голову, а само его тело долго топтали кони.

На рязанцев со всех сторон наваливались всё новые и новые степняки. Отступать было некуда. Коловрат крушил врагов до последнего, но пробитый в нескольких местах копьями, перед тем как замертво свалиться, боярин бросил взгляд на надвратную башню Медных ворот. С её заборола только что был вывешен смоленский флаг, затем Евпатий перевёл начавшие стекленеть глаза на виднеющийся вдали купол Успенского собора, его уста тронула еле заметная улыбка и он медленно осел в кровавый снег.

Батый бушевал, он был вне себя от яростного исступления. Убито почти три тысячи кэшиктэнов, героически, до последнего оборонявших ставку. С учётом вчерашних потерь, можно смело говорить, что кэшиктэнов у джихангира больше нет, из семи тысяч отправившихся в Западный поход, их уцелело лишь несколько сотен, и 9/10 этих чудовищных потерь гвардия понесла за последние два дня! Кроме того, погибли лучшие монгольские полководцы, нойоны Бурундай и Субедей. И в довершении всех бед, воспользовавшись паникой воцарившейся в монгольской ставке, русские войска сумели выйти к Волжским воротам, а затем и ворваться в «Новый город», полностью очистив его от ордынцев. Для всех монголов это был поистине Чёрный день календаря. Но Бату — хан не догадывался, что настоящие неприятности его ещё только поджидают впереди.

Стоило лишь нашим ратям ворваться в занятый монголами «Новый город» и приступить к «выкуриванию» противника, как я решил «подсластить степнякам пилюлю», пускай порадуются напоследок!

— Командуй сигнал! Первому корпусу начать отход! Скоро дело дойдёт до «шимозамётов»! — приказал я вестовому, чей чёрный доспех весь был забрызган вражеской кровью.

Тут же, по длинному флагштоку вверх поползли флажки.

Примерно за пару часов «Новый город» силами трёх ратей Второго корпуса Малка был зачищен от имевшихся там немногочисленных монгольских отрядов. Ну, не любили монголы вести боевые действия в стеснённых городских условиях, то ли дело вольные степные просторы…

А в это время, наверное, половина Орды с небывалым энтузиазмом насела на Первый корпус, начавший запланированный отход. Степняки все разом, вдруг почувствовавшие вкус крови и лезли, как тараканы, не обращая никакого внимания ни на опустошающие залпы картечи, ни на рвавшиеся за спиной гранаты. Береговое дефиле здесь было слишком узким, зато пологим, и монголы для своих атак на отступающие рати вовсю использовали Клязьменский лёд.

— Государь! — взволнованно прокричал мне в ухо главный наш пушкарь Веринеев, — пора бы начинать, позицию, что заняли сейчас монголы, лучше не придумаешь! Наверное, половина Орды сейчас с Клязьмы бросается на Клоча!

— Пора! — кивнул я головой.

— Шимоза? — удостоверился в моих словах Веринеев. Я кивнул головой. Настало время применить свой последний, можно сказать, стратегический и до сего дня тайный резерв.

«Гуляй — городские» «шимозамёты», едва получив команду, принялись отправлять монголам «новогодние подарки» — 20–ти килограммовые бочонки начинённые взрывчаткой и шрапнелью. Били метательные машины по дистанциям 150, 200 и 250 метров. Осколки, поражающие элементы, конечно, долетали и до наших войск по команде прикрывшихся щитами, но львиную долю на себя принимали «Потрясатели Вселенной», за что я им был искренне благодарен! И стрелять эти чудные метательные машинки начали не только по берегам и руслу Клязьмы. Несколько аппаратов заработало против ордынцев, специально подпущенных максимально близко к Вознесенскому монастырю.

Раздался не слыханный ранее грохот, как из преисподней, земля заходила под ногами, многие посчитали, что началось землетрясение. Но русские войска не растерялись и быстро пришли в себя, в отличие от разрываемых на части монголов. Накануне, политработники довели до войск сведения о том, что, вскоре будет применено новое оружие невиданной разрушительной силой. Одна только эта новость серьёзно взбодрила войска. Нет, никакого уныния или пораженческих настроений в армии совсем не ощущалось, скорее, наоборот, в её рядах царил осторожный оптимизм. Поэтому, известие о существовании нового «сверхоружия» хорошо взбодрила войска и рассеяла сомнения в сердцах слабых духом.

Невиданные ранее, опустошительные по силе взрывы не только уничтожали монголов огнём, чудовищной компрессией и осколками, но и проламывали речной лёд. Взрывы и тут же возникающие ударные волны одномоментно слизывали, как корова языком, сотни монголов. А чуть позже, вперемешку с шимозными бочонками во врага полетели глиняные ёмкости с напалмом смоленского производства. Кругом горело всё что можно, и всё, что нельзя!

Замёрзшая речная гладь прямо на глазах заполнялась частой сетью разломов, а её поверхность превратилась в непонятное красное месиво, заваленное извивающимися телами. Растопленные взрывами прогалины и треснувшей во многих местах речной лёд, более не способный выдержать вес степного конника, проглотили не одну тысячу степняков. Лошадиные и людские головы во множестве виднелись над кромкой воды. Они цеплялись друг за друга, барахтались, но под тяжестью амуниции и со сведёнными от холода мышцами все ушли на корм рыбам.