Алексей Янов - Орда

Среди основной массы простых воев обескураженных и деморализованных событиями последних дней отказников набралось два с половиной десятка, в основном княжеских гридней. Аресты и взятие под стражу — это была временная и вынужденная мера, так как не стоило раньше времени, о чём бы то ни было информировать беглого князя Юрия Всеволодича. Несколько позже я намеривался их всех отпустить к своему беглому князю.

Своим новым подданным я приказал выстроиться для смотра. С тяжким сердцем я оглядывал владимирцев застывших в строю в порванных и окровавленных кольчугах, в помятых шлемах, с зазубренными копьями и мечами в руках. У большинства то тут, то там виднелись окровавленные повязки, некоторым, судя по комплекции, не было и тринадцати лет. Заметив скоромно спрятавшуюся за спинами старших товарищей группку таких подростков, я направил к ним своего коня. Следом за мной неотступными тенями увязался десяток телохранителей.

— Расступитесь — ка братцы, дайте мне на юных героев взглянуть!

Передняя шеренга ополченцев послушно расступилась, открыв моему взору пятерых восхищённо взирающих на меня безусых ребят.

— Сколько вам годов, юные вои?

Они в смущении смотрели на меня своими большими глазами, не произнося ни слова.

— Оглохли? Или немые? — рявкнул показавшейся из — за плеча Сбыслав. — Вас спрашивает ваш государь, сколько вам лет? Немедля ответствуйте!

— Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…, — робко послышались какие — то странные детские голоса, совсем не юношеские, хотя, судя по годам, должны были бы быть уже сломавшимися. Ладно, один человек может быть исключение, но не все же сразу! Я от удивления встряхнул головой.

— Вы, что, кастратов в строй поставили? — заржал малость ошалевший Сбыслав.

А я стал догадываться, что — то здесь явно что — то не чисто с гендерной принадлежностью у этих малахольных юнцов.

— Ты! — указал я пальцем на крайнего слева воина, — назови своё имя!

— Ульяна, — пропищала ещё больше покрасневшая девица.

Мой палец продолжил движение вправо, в ответ послышались другие женские имена. — София, Ладамира, Мирослава, Евдокия.

Мои телохранители и присутствующие тут же воеводы, вестовые и другие пребывали в полном обалдении от услышанного и увиденного.

— Вух! — картинно вздохнул Клоч. — Слава богу это девицы, а то я уж было почуял в своих чреслах набирающий силу содомских грех! — весело заявил корпусный воевода. Ответом ему был грянувший как гром всеобщий смех, разряжающий обстановку. Одни лишь воительницы не поддержали этого веселья, лишь вымучено улыбнувшись.

— Жалую вам за верную службу! — наклонившись с коня, вручил каждой по бумажному рублю.

Выпрямившись в седле и специально прибавив голос, чтобы побольше ополченцев услышали мои слова, я продолжил начатый разговор.

— Это вам лишь задаток. После того, как монголов окончательно разобьём мы, по нашим законам, разделим всё их преступно нажитое добро. Владимирское ополчение и вы в том числе, славные воительницы, получите свою долю.

Это известие владимирскими городскими сотнями было воспринято с воодушевлением, заголосили и загомонили все и сразу.

Выехав на середину построения, я толкнул зажигательную речь в духе «враг будет разбит, победа будет за нами!» Отдельно отметив заслугу женщин не только в обороне, но и в бою, лицом к лицу со страшным противником.

Обошедшие вражеские позиции, и ударившие в первой половине дня с тыла ратьеры Злыдаря наведя переполох в монгольских рядах, они не стали развивать наступление. Зато, отойдя от города всё это время активно «окапывались» в месте, где река с обоих берегов была зажата высокими, поросшими лесом берегами.

У монголов, начавших поспешно отходить на восток, зубодробительного деблокирующего удара не вышло. Вблизи устья реки Нерль, впадающей в Клязьму у села Боголюбова, тумен натолкнулся на рукотворную полынью, сразу за которой виднелась угрожающего вида засека, облитая льдом. А в прорехах — жерла пушек, немедленно открывшие огонь. Прикрывал эти позиции княжеский замок выстроенный Андреем Боголюбским. Он располагался на высоком берегу Клязьмы и был хорошо укреплён земляными валами с древо — каменными стенами и башнями. На восточной стороне замка, у ворот Лестничной башни обращённой к речной пристани, удобно разместилась часть артиллерии. В этом месте берег был очень крут, а вырубленные в грунте на спуске к речной пристани широкие ступени были засыпаны снегом, тем самым сделав артпозицию абсолютно неприступной. При этом артиллеристам открывалась широкая панорама и заодно прекрасная перспектива ведения огня.

— Урусские конники проломали лёд, а за полыньёй устроили засаду! — доложил приехавший в ставку монгольский тысяцкий Бадай, командующий передовым отрядом — артаулом. — На прибрежной кручине у Боголюбова тоже свои огненные трубы разместили.

Пораскинув мозгами Бату — хан ответил.

— Уже вечереет, если пойдём дальше, то только поломаем коней, — заявил он, долго вглядываясь вдаль. — Нужно переночевать, а с утра уже прорываться. Русичи, освободив из осады Владимир вроде успокоились.

— Разобьём стан прямо здесь и переночуем. Сюда пушечные ядра из Боголюбова не дострелят. До утра может быть, всё замёрзнет! Ночью внимательно следите, и не подпускайте русичей к полынье!

Бату — хан вернулся в свой скромный шатёр, где его уже поджидали «горячо любимые» родственнички.

Чингизиды, растерявшие всю свою былую уверенность, старались, как могли, держать мину при плохой игре. Это прослеживалось, прежде всего, в неукоснительном следовании церемониала подобных собраний. Бату — хан, как походный глава, джихангир, всего монгольского войска занял позолоченный трон, принадлежавший некогда китайским императорам. По правую руку от джихангира разместились на белых кошмах монгольские царевичи, правда, в неполном составе.

Выжили два сводных брата, сыновья Джучи, Шейбани и Тангут. Ещё два брата Бату — хана — Бэрке и Орду, участвовавшие в этом походе, сегодня погибли, один утонул, другого застрелили. Также отправились к праотцам ещё три чингисида — сыновья Толуя — Мунке и Буджек и внук Чагатая — Бури.

Сыновья Чагатая — Байдар и Хайду и хана Угедея — Гуюк и Хадан кривили свои рожи. Именно Бату — хана они считали чуть ли не главным виновником обрушившихся на них несчастий, но до созыва курултая были вынуждены ему подчиняться. По мнению братьев, «сын» Чингис — хана Джучи, имел весьма сомнительную родословную, следовательно и его сын Бату, не будучи истинным чингисидом, похерил и разрушил в этом походе всё то, что десятилетиями создавал их великий дед — «Потрясатель Вселенной».