Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

– Иван Николаевич, не отвлекайтесь, – прервал я его разглагольствования.

Бывший агент словно услышал мои мысли, усмехнулся:

– Есть у меня такая слабость: поговорить о смысле жизни. Все-все. Возвращаюсь к нашему делу. Так вот, этот Абрам Моисеевич большой хитрец и знаток таких вещей. Его в Москве хорошо знают и ценят любители старинных предметов. Откуда я его знаю? Так по своей работе. Он имел связь с кем-то из блат-каинов. Это, если не знаете, на воровском жаргоне – скупщик и торговец краденым. Я это точно знаю, так как от верных людей о нем слышал, вот только эти слова мне не под протокол были сказаны, да к тому же с большой опаской. Отсюда можно судить, что в уголовном мире Москвы за ним кто-то стоит. Причем важный и страшный.

Насколько мне известно, мои коллеги несколько раз пытались его на крючок посадить, да только каждый раз соскальзывал. Если он еще жив, то надо идти к нему. Как я на эти монеты посмотрел, так сразу про него вспомнил. Старик Абрам, как мне говорили, душу дьяволу заложит за старинные монеты.

– То есть вы считаете, что с ним можно иметь дело?

– Если верить людям, в сделках всегда честен. Как уговорились, все до последней монетки отдаст, но при этом цену сбивает безбожно.

– Что ж, поторгуемся. Вот только осилит он все это богатство?

– Думаю, что осилит, но мне больше другое интересно: жив ли он? Ему под семьдесят уже тогда было, когда меня с ним столкнуло. Только, Вадим Андреевич, идти придется вам. Меня антиквар прекрасно знает, так что, скорее всего, дело со мной вести не пожелает.

– Схожу. Давайте адрес. Для начала посмотрю на него, а там видно будет.

Воскобойников остался, как он пошутил, охранять наши богатства, а я вышел на улицу, по привычке незаметно огляделся и для начала решил просто прогуляться, посмотреть Москву 1918 года, несмотря на то, что нахожусь в розыске. Вот только Москва город большой, да и опытом чекистам со мной не равняться.

Несмотря на будний день, улицы были полны народа, причем даже простым взглядом можно было видеть, что люди словно разделились на две части. Одни осознали себя хозяевами жизни, другие, наоборот, чувствовали себя выкинутыми на ее обочину. Все это можно было прочитать на их лицах. Вот и сейчас на лицах большинства городских обывателей были видны тщательно скрываемые растерянность и страх. Считывание их чувств у меня шло в автоматическом режиме, так же как сканирование обстановки и оценка степени опасности. Несмотря на прогулочное настроение, я сейчас находился на вражеской территории и ни на секунду не забывал об этом. Все поддельные документы и чекистские мандаты, кроме справки из артели «Честный труд», что работал часовым мастером, я уничтожил перед самым отъездом в Ростов, поэтому оделся соответственно: пиджак, белая рубаха, черные брюки, заправленные в сапоги. Кольт был спрятан на спине, под пиджаком, в кармане которого лежала запасная обойма, а в правом голенище сапога – финка. Как говорили древние: кто предупрежден – вооружен.

Прошел мимо бакалейной лавки Баркасова, в которую выстроилась очередь из женщин и мальчишек. Судя по запаху, витавшему у входа в лавку и разносившемуся от бидончиков, которые выносили покупатели, очередь стояла за керосином. Много было на улице детворы. Бегали, играли. Постоял минуту, глядя, как группа подростков играет в пристенок. Монетки поочередно бросают об стену игроки, причем бросить надо так, чтобы монеты легли друг к другу как можно ближе. Тот, кто бросил монету ближе всех к лежащей на земле монете, забирает все деньги. Какое-то время наблюдал за парой монахинь, идущих впереди. Одна из них грузная женщина в возрасте, а вот вторая, даже несмотря на рясу, скрывающую фигуру, была стройной молодой женщиной. То ли она почувствовала мой взгляд, то ли заметила что-то для нее интересное, но она обернулась, и мне удалось увидеть ее лицо. Молодая симпатичная женщина до тридцати лет, с большими серыми глазами. Встретившись со мной взглядом, она тут же отвела глаза и прибавила шаг. В следующую секунду я уже отвлекся на группу молодых девушек в красных косынках, как их называл про себя, «пролетарках». Они шли группой, хохоча и щелкая семечки, громко обсуждая заседание какого-то пролеткульта. Взгляд пробежался по их молодым гибким фигурам, и я понял, что мне нужна женщина.

«Интересно, как сейчас обстоят дела с борделями?» – подумал я, делая в памяти пометку, чтобы узнать об этом у Воскобойникова.

Пробежался взглядом по вывескам магазинов и лавок, время от времени наталкиваясь на дикие объявления и распоряжения, которые были приклеены на дверях.

«О воспрещении частной торговли обувью. Вся обувь, взятая на учет у лиц, торгующих ею, согласно обязательному постановлению коллегии Продовольственного отдела от 12 сего августа передается в распоряжение Продовольственного отдела М.С.Р и Кр. Д. для снабжения ею трудящихся города Москвы. С момента опубликования сего постановления воспрещается частным лицам и предприятиям торговать где бы то ни было какой бы то ни было обувью. Районные советы Р.Д. своей властью могут открывать магазины, кооперативы и другие организации и производить торговлю обувью исключительно с ведома Продовольственного отдела М.С.Р и Кр. Д. Виновные в нарушении сего постановления будут караться по всей строгости революционных законов. Президиум М.С.Р. и Кр. Д.».

«Интересно. Объявление о грабеже. Просто и нагло».

Рядом висело объявление, как и кому будет раздаваться награбленное большевиками:

«ГАЛОШИ. Продовольственный отдел Московского совета рабочих и красноармейских депутатов доводит до сведения населения города Москвы, что с 15/2 сентября с.г., вследствие ограниченного количества галош, отсрочки по просроченным галошным карточкам (серии 1-62 включительно) даваться не будут. При покупке галош необходимо предоставлять кроме паспортов хлебные и галошные карточки».

Афишные тумбы, стены домов, заборы – все были обклеены пролетарскими декретами, распоряжениями и плакатами. Взгляд скользил по людям, объявлениям, приказам и вывескам. Неожиданно наткнувшись глазами на очередную вывеску «Трактир», я даже сбавил шаг, размышляя, не зайти ли в сие заведение.

«Ни разу не был. Чисто для интереса, да и пахнет вроде вкусно».

Тут до меня неожиданно донеслось название города Царицын, из которого я уехал чуть больше недели тому назад. Оглянувшись, я заметил недалеко от входа группу мужчин – обывателей, которые что-то громко обсуждали. Невольно прислушавшись, остановился.

– Говорят, – тут голос рассказчика понизился, – красных там целая армия полегла, а пленных добровольцы без счета взяли.

Я стоял, делая вид, что никак не решусь: зайти или нет?