Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

– Так и я читал, – вступил в разговор сухонький старичок в светлом пиджаке и соломенной желтой шляпе, – что большевики получили там полное поражение, а Добровольческая армия захватила много пушек и пулеметов.

– Так получается, что железная дорога Царицын – Москва перерезана, – сделал вывод еще один пожилой мужчина с пивным брюшком, державший в руке носовой платок, которым он ежеминутно вытирал потное лицо. – Так, господа?

– Выходит так, Мефодий Константинович. И что?

– А то, милостивые мои судари! Это означает, что Добровольческая армия перекрыла поставки хлеба с юга, так что теперь надежда только на Поволжье! Придется вам, судари мои, затянуть свои пояса. Вот так-то!

Я пошел дальше, размышляя о том, что мой совет барону неожиданно стал реальностью, но, скорее всего, господа генералы на этой Земле оказались более умными и дальновидными, чем в моем старом мире. Еще подумал, что этот Мефодий Константинович прав, здесь скоро с продовольствием будет совсем плохо.

«За неделю надо будет распродаться, а заодно подумать, куда ехать, – подумал я, провожая взглядом два грузовика с вооруженными людьми.

По улице шуршали шинами автомобили, стучали по брусчатке копытами кони, звенел электрическим звонком трамвай. Снова взгляд остановился на стройной женской фигуре, остановившейся у магазина, и тут я вдруг неожиданно вспомнил о двух сестрах.

«Интересно, как там живет Катя? – невольно подумал я, когда в памяти возник образ красивой женщины. – Хм. Может, молодой красивой женщине требуется крепкое мужское плечо, чтобы поддержать ее в трудностях и невзгодах?»

Дальше я уже шел по улице, выискивая глазами извозчика. Адрес, где остановились сестры, мне был известен.

Генерал Марков спрыгнул с коня, кинул поводья солдату, повернулся и пошел к входу в гостиницу, который охраняли два солдата с винтовками с примкнутыми штыками. По дороге бросил быстрый взгляд по сторонам. Возле собора, который высился в ста метрах, стояло несколько старушек, которые что-то оживленно обсуждали. Заметив краем глаза весьма и весьма симпатичную женщину, переходившую площадь, он уловил кокетливый взгляд, брошенный на бравого генерала, и довольно усмехнулся в усы.

Шли только четвертые сутки после захвата города, а жизнь в городе уже вернулось в обычное русло, хотя совсем недавно улицы были залиты кровью и полны трупов, так как части красных сражались с отчаянием смертников. Добровольцы и казаки при штурме понесли большие потери, поэтому пленных не брали. Похоронные команды все эти дни работали не покладая рук, закапывая тела красных в братских могилах. Сергей Леонидович тряхнул головой, словно отбрасывая в сторону ненужные сейчас воспоминания.

«Мертвое – мертвым, а живое – живым», – подумал он, бросив при этом взгляд на идущего рядом с ним адъютанта, штабс-капитана Понарина, который сообщил ему сегодня утром чисто гражданскую новость: через два дня в Летнем саду будет играть духовой оркестр.

Генерал Марков, проходя мимо вытянувшихся часовых, вернулся к своим прежним мыслям, к тому, о чем он думал всю дорогу. О том, что сейчас перед Белым движением стояла главная задача: сформировать костяк Добровольческой армии и как можно быстрее наращивать человеческий ресурс. Даже несмотря на то, что его Офицерский и Первый Кубанский стрелковые полки при штурме понесли ощутимые потери, у него сейчас наиболее полная дивизия в Добровольческой армии. Так как именно у него есть инженерная рота саперов и две батареи легкой артиллерии. Хотя артиллерией сейчас также располагали полки Боровского, Дроздовского, Покровского и Эрдели, но ни у кого из них не было роты саперов и такого количества пушек, но даже не это было основанием его хорошего настроения. Больше всего генерала сейчас радовал подъем боевого духа своих солдат и офицеров.

Войдя в фойе, он увидел полтора десятка адъютантов и офицеров по особым поручениям, чью принадлежность к тем или иным частям определить было нетрудно.

Все офицеры и солдаты Добровольческой армии еще в мае оделись в форму в зависимости от принадлежности к дивизиям. У дроздовцев были малиново-белые фуражки и такие же малиновые погоны с черно-белым кантом. У алексеевцев преобладали бело-синие цвета. У всех на погонах начальная буква фамилии командира, а на левом рукаве – шевроны из цветов русского флага, углом вниз. Сам Марков редко носил положенную по уставу фуражку с белой тульей и черным околышем, предпочитая ей белоснежную папаху.

Генерал вошел в зал, где должно было состояться совещание. Сейчас за столом, где уже сидела часть генералов, переговариваясь, рассаживались атаман Краснов, генерал Богаевский и полковник Дроздовский. Последним вошел начальник штаба генерал Алексеев. Не успел Сергей Леонидович поздороваться с участниками совещания, как часы генерала Деникина сообщили изящной мелодией Шуберта о полдне, и совещание началось.

– Господа! Перед тем как начать совещание, я хочу вам представить нового начальника контрразведки нашей армии, полковника Михаила Генриховича фон Клюге! Кто-то его знал раньше, а остальные могут удовлетворить свое любопытство после совещания. Теперь, господа, у меня для вас есть хорошая новость. Только что получено сообщение, что все готово для захвата власти в Астрахани. Офицерский отряд под командованием полковника Маркевича…

Через неделю следующим городом, где пала власть большевиков, стала Астрахань. Казачьи полки еще были в пятидесяти верстах от окраин, когда в городе началось восстание группы офицеров, которое было подхвачено в Красном Яре, Чагане, Карантинном и других населенных пунктах. Дело в том, что местное крестьянство после декрета красных от 27 мая 1918 года, которым была установлена продовольственная диктатура, а проще сказать, элементарный грабеж хлеба у крестьян, просто не могло не выступить. Когда в Астрахани узнали, что Царицын захвачен, а сюда идут казачьи полки, город и область вспыхнули пламенем восстания. Началось восстание среди насильно согнанной Советами крестьянской молодежи для формирования красноармейских отрядов, их поддержал офицерский отряд во главе с полковником Маркевичем, вышедший из подполья. К подходу казаков был захвачен кремль, где заседал ревком, телефонная станция, телеграф, а из тюрем были выпущены политзаключенные, которые с ходу влились в отряды восставших. Спустя еще день стало известно, что от большевиков был очищен Баку, что означало: средняя часть России, захваченная большевиками, была отрезана от хлеба и нефти.

Расстался я тогда с сестрами довольно сухо, при этом моей вины особо не было. У них, как я заметил, и так не было хорошего настроения, а когда узнали, что лишились отчего дома, обе ушли в себя, в свои переживания. К тому же мне не было известно, что обеих привело в Москву, из которой они около года тому назад уехали, но причина приезда была явно не радостная. Теперь, я исходил из того, что какое-то время прошло и все могло измениться.