Дмитрий Силлов - Закон войны [litres]

Я рванулся вперед, но тварь уже успела отбросить от себя трескучий источник молний и легко ушла от моего второго удара. Невообразимо! Если эсэсовец наштампует хотя бы батальон таких уродов, даже не знаю, сумеет ли Советский Союз победить в этой войне. Ведь им ничего не стоит прорвать линию фронта и просто вы́резать тылы, без которых не способна воевать ни одна армия мира.

А значит, все решать нужно здесь и сейчас!

Гоняться за прыгучей тварью было бессмысленно, поэтому я бросился к офицеру, который, осознав происходящее, уже выдернул пистолет из кобуры – и выстрелил, когда я был в двух шагах от него.

Пуля рванула плечо, и мой бросок окончился ничем. Стрелял фриц отлично, и я уверен, что вторая пуля прилетела бы мне в лоб. А если нет, то, судя по нереально частому топоту подошв за моей спиной, Первый свернет мне башку раньше, чем в нее прилетит раскаленный кусочек свинца…

Но тут случилось то, чего не ожидал никто в этой комнате, включая меня.

Мертвый красноармеец, до этого не подававший признаков жизни, тяжело поднял голову, хмуро посмотрел на немца невидящими глазами, дернулся всем телом, разорвал ремни, стягивающие его руки – и ударил. Кулаком. Наотмашь, в бледное ухо под фуражкой.

Удар был слабым, но неожиданным.

Немец покачнулся, и вторая пуля лишь обожгла мой висок. Зато приближающийся частый топот позади меня мгновенно прекратился, сменившись пока еще далеким буханьем многих сапог по коридору – это на звук выстрела бежали автоматчики.

А офицер продемонстрировал недюжинную ловкость. Отпрыгнул назад и вбок, так, чтобы между мной и ним находился хирургический стол, и выстрелил снова – на этот раз мимо, потому что я осознал – не получится у меня его достать ножом, как ни старайся. «Бритва» внутри моей руки была холодной, ни капли энергии в ней не осталось – небось всю ее высосало мое перемещение во времени. Потому ни на какое дистанционное поражение противника рассчитывать не приходилось.

Оставалось лишь одно – качнув «маятник», ринуться к окну, почувствовать, как еще одна пуля рванула воротник, и, сгруппировавшись, броситься в закрытое окно. Но перед тем, как мое тело, словно живое ядро, вышибло раму вместе со стеклом, я успел увидеть валяющееся на полу тело Первого с дырой от пули между глаз. Причем показалось мне, что в этой уродливой башке, покрытой мерзкими с виду наростами, дыра между широко расставленных гляделок очень сильно напоминала не просто отверстие от пули, а глазницу, в которую прилетел раскаленный кусочек свинца, вбив в череп еще одно, третье желтое глазное яблоко.

Этажи в СССР строили высокие, потому со второго я сиганул как с привычного третьего постсоветской эпохи, рискуя переломать себе ноги.

К счастью, под окном была клумба с мягкой землей. Я упал, перекатился, гася энергию удара и спасая от травм колени с позвоночником, поднялся и побежал в темноту, надеясь не напороться на патрули. Судя по топоту сапог по асфальту, они бежали к зданию на звук выстрелов, выяснить, что случилось, – гестаповец, высунувшись из окна, несколько раз выстрелил в ночь, надеясь попасть в меня, но быстро прекратил это занятие, опасаясь попасть в своих.

Где-то в стороне завыла сирена, на крышах домов вспыхнули прожекторы. Но поскольку никто еще толком не понял, что случилось, мне удалось практически без помех выбраться из города, окутанного густой темнотой ночи.

Правда, надо сказать, что под конец я уже еле переставлял ноги. Проклятый гестаповец как-то очень нехорошо всадил мне пулю в плечо. То ли кость раздробил, то ли важный сосуд задел, то ли и то и другое вместе. Я отмахнул торчащей из ладони «Бритвой» нижнюю полу кителя и кое-как замотал рану поверх одежды. Но помогло это слабо – я чувствовал, что кровотечение не остановил, и с каждым шагом терял силы.

Хреново… Во всех смыслах. Сведения я раздобыл, конечно, ценные, но если мне даже суждено добраться до своих, кто ж поверит моему рассказу? Сочтут либо помешанным, либо провокатором, после чего на всякий случай передадут куда следует, где понятно кто умеет выбивать нужную правду и из дураков, и из изменников.

Но сейчас нужно было просто уйти подальше от того места, где я наделал столько шума. Понятное дело, что шпиона, обладающего такими навыками и узнавшего слишком много, фрицы будут искать очень усердно. Но – поутру, так как ночью они вряд ли куда-то сунутся из города, опасаясь недобитых отрядов Красной армии. И поэтому я просто шел в темноту, с трудом переставляя стремительно тяжелеющие ноги.

Темно было уже не только вокруг, но и перед глазами, поэтому я слишком поздно осознал, что вышел не туда и не к тем.

Но отступать уже было некуда…

Они стояли на узкой грунтовой дороге, ведущей из города. Двое фрицев и их мотоцикл с коляской, оборудованной пулеметом. Чего стояли, непонятно, причем им это явно не нравилось, так как оба заметно нервничали, держа в руках винтовки. Как назло, луна вышла из-за туч, и я слишком поздно понял, что нахожусь метрах в пятнадцати от мотоциклистов – то есть на расстоянии, когда по ростовой фигуре промахнуться сможет только слепой или вусмерть пьяный.

– Хальт! – хором выкрикнули фрицы, направляя на меня винтовки, и я послушно остановился.

Ну а что мне оставалось делать? Бежать я уже не мог, хорошо, что вообще еще держусь на ватных ногах, которые того и гляди подломятся. Подумалось: еще пара секунд, немцы осознают, кто перед ними, и так же хором выстрелят. Хорошо бы, если б так, а то я очень не люблю, когда меня на полоски медленно режут и горящими угольками прижигают, пытаясь выведать то, чего я не знаю.

Но фрицы стрелять не стали. Переглянулись, хмыкнули. Один что-то быстро проговорил, обращаясь ко мне, – но я так немецкую речь не воспринимаю, мне б медленно, да с расстановкой, глядишь, чего и пойму.

Ага, удостоверились, гады, что перед ними не раненый сослуживец, а враг, переодевшийся в немецкую форму. Ну да, рожа у меня совершенно не европейская, плюс наверняка понятно, что шмот на мне с чужого плеча. Луна, как назло, светила словно прожектор, так что не ошибешься.

Однако расстреливать меня они не стали. Перекинулись парой слов, после чего оба заржали. Потом один приложился к винтовке, недвусмысленно метя мне в ногу, а второй примкнул штык к своей и неторопливо, вразвалочку направился ко мне.

Ясно. Решили, что смерть от пули такому гаду, как я, это слишком большая милость. Потому один из них захотел на мне потренировать навыки штыкового боя, а кореш в это время страхует, чтоб я чего не выкинул. Мало ли.

Но я хоть еле стоял на ногах, однако служить для фрица тренировочным чучелом не собирался. И когда он, приблизившись, коротко ткнул штыком мне в живот, я сделал шаг влево, одновременно заворачивая корпус по часовой стрелке и левой рукой продолжая движение винтовки дальше. И когда немец, не ожидавший подобного от полуживого противника, провалился вперед вместе со своим ударом, я правой рукой просто мазнул ему по шее, ощутив двумя пальцами шероховатую ночную небритость откормленной морды.