Василий Панфилов - Дипломная работа [СИ]

– Не упадёт… – глуховато повторил Сниман, кивая чему-то своему. Вечные их споры по поводу предопределения, свободы воли и гражданского общества сейчас ни к чему.

– Суть предложения? – встряхнувшись, деловито поинтересовался командующий, задымив сигарой пуще прежнего.

– У русского Генштаба есть личные контакты не только с Менеликом, но и с феодалами Эфиопии, – подобравшись, начал докладывать Пономарёнок, – каждый из которых имеет собственное войско, и не слишком-то зависим от власти негуса-негэсти. Поставляя оружие не Менелику, а феодалам, мы резко усиливаем децентрализацию власти, и эфиопскому правителю будет не до Сомали.

– Хм… Гражданская война? – поинтересовался Сниман, ожесточённо скребя пятернёй густую бороду.

– Она там никогда не прекращалась, – бесстрастно отозвался адъютант, – если так вообще можно назвать бесконечную грызню феодалов за территории.

– А что Россия? – остро глянул на него командующий.

– Россия и Самодержавие есть вещи неразрывные, Вячеслав Константинович! – вещал Николай, проникновенно глядя на министра МВД и шефа жандармов Плеве, назначенного недавно на место покойного Сипягина [35] В РИ Сипягин был убит в 1902 г., но у меня всё-таки АИ, и история порядком сдвинулась. . Большие, необыкновенно красивые глаза Его Величества смотрят прямо в душу министру, будто глаза святого с иконы старинного письма – строго и вопрошающе.

– Это догмат, который не подлежит не только пересмотру, но и обсуждению, – продолжил император после короткой, но очень драматической паузы, – это символ Веры! Политические организации, ставящие вопросы о Конституции, правах и свободах, создании Государственной Думы – от Лукавого!

– Кто говорит, что Россия переросла форму существующего строя, что Россия стремится к правовому строю на основе гражданских свобод – лжецы! – выдохнул император, Государственный Совет с видимым участием видимого элемента в нём, это начало нашего конца, конца России! Я никогда и ни в коем случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо считаю его вредным для вверенного мне Богом народа [36] Прямая цитата Николая Второго. Здесь, в этом обрывке, достаточно много его высказываний, записей из дневников и воспоминаний современников. .

– Вынужденная…

Выделил монарх голосом.

– … уступка, принятая под давлением наших лукавых европейских союзников – временна! Россия сосредотачивается, и как только подготовка будет завершена, Мы найдём повод разогнать Думу! Мертворожденное детище противоестественного союза наших либералов и европейских масонов упокоится на политическом погосте с осиновым колом в прогнившей от рождения груди!

– Переосмысление традиционных ценностей выбросит Россию в пучину революционного безумия, Ваше Величество, – как можно более проникновенно сказал министр, – и мы должны остановить это любой ценой!

– Вы меня понимаете, Вячеслав Константинович, – глаза императора увлажнились, – Мы пытались объединить общество перед лицом внешнего Врага, сделав значительный уступки оппозиции, но оппозиция не оценила нашей жертвы! Этот вечно голодный монстр требует ещё и ещё, не удовлетворяясь благоволением монарха, превыше которого только Бог!

– Ответственностью своей перед Богом и совестью, я несравненно более ограничен во власти, чем президент Французской республики, – горячо говорил император, – оппозиция же не ограничена ничем, являясь наихудшим образцом беззаконной диктатуры. Отбросьте сомнения! Моя воля – воля царская, остановить оппозицию любой ценой – непреклонна! Пусть установится, как было встарь, отеческое единение между Царём и всей Русью, отвечающее самобытным русским началам!

– Да, Ваше Величество! – выдохнул Плеве, – Но…

Он замялся, не решаясь нарушать храмовую торжественность момента, но чувство долга старого бюрократа пересилило восторг царедворца.

– … как быть с… разросшейся оппозицией за пределами нашего богоспасаемого Отечества?

Красивое лицо Самодержца исказилось на миг…

– От Лукавого! – решительно сказал Его Величество, – Любая оппозиция православному самодержавию есть воинство Нечистого!

– Да, Ваше Величество, – Плеве выпрямился ещё больше, наполненный служебным рвением и не сковываемый излишне тесными рамками инструкций по отношению к оппозиции. Когда император сжал на прощание его руку, задержав ненадолго, министра обуяли чувства, сходные с религиозными [37] «Сову на глобус» я не натягиваю, многие современники Николая писали, что при желании он мог произвести сильнейшее впечатление даже на искушённых царедворцев. Витте называл его «византийцем» за умение привлечь человека своей доверительностью, а затем (при необходимости) обмануть. .

Проводив до двери министра МВД, Николай чуть обмяк, и усевшись в кресло, с удовольствием закурил ароматную папироску, прикрыв глаза. Несколько минут спустя, скормив окурок забавной нефритовой жабе, он повернулся и поглядел на часы.

– Полдень… а впрочем, и хватит, на сегодня! – встав, император потянулся всем своим сильным телом, и получасом позже, переодетый, он уже прогуливался по аллеям парка с ружьём, высматривая ворон и не думая ни о чём, кроме как о метком выстреле. В конце концов, пока русский царь ловит рыбу или занимается чем-то ещё…

… Европа может подождать!

Вечером, перед тем как отойти ко сну, Его Величество сделал запись в дневнике.

– «День отдыха для меня – ни докладов, ни приёмов никаких…

– … Я стараюсь ни над чем не задумываться, и нахожу, что только так и можно править Россией.»

– Российская Империя, – мягко поправил его Михаил, чуть улыбнувшись, – ДУМАЕТ, что имеет там свои интересы. На самом же деле это обычная политическая раскоряка…

– Как?! – перебил его генерал, не поняв русского словца, и адъютант со вкусом объяснил ему значение слова на примере борделя.

– … ну, а как ещё назвать это безобразие? – пожал плечами ухмыляющийся Мишка, – В головы вбивается мнение, что только монархия способна выстраивать долговременную политику. Но на примере Российской Империи можно убедиться, что долговременность если и имеется, то строится зачастую не на политических и экономических выгодах государства, а на личных амбициях и обидах монархов, а порой и их родственников.

– Например – Эфиопия, – скривился Пономарёнок, – классический случай такой политики. Императору, или вернее даже, его окружению, показалось заманчивым и лестным наладить контакты с православной империей, в которой правят якобы потомки Соломона. Бог весть, что уж там они себе мнили, но не иначе, как воображали себя ревнителями Веры.