Василий Панфилов - Дипломная работа [СИ]

Обойдя резиденцию вокруг, Санька не заметил ни малейшего намёка на охрану, и только плечами пожал на такое небрежение. Ему, ушибленному войной с детских лет, это показалось странным. Дело, пожалуй, не столько в безопасности, сколько в самоуважении и некоем маркере, что королева-мать не сдалась.

Выдохнув несколько раз, он расстегнул кобуру револьвера и подвигал её на поясе, подгоняя под руку. Укороченный винчестер небрежным внешне хватом, и…

– Добрый вечер, – негромко поздоровался Чиж на английском, заходя во двор, – могу ли я увидеть Яаа Асантева?

Начавшийся было гомон среди слуг пожилая чернокожая дама, сидящая у костра в резном кресле, прервала одним лишь жестом. В свете костра её лицо казалось бронзовой маской старинной работы, а в бесстрастных глазах плясали отсветы огня.

Короткий поединок взглядов закончился вничью. Впрочем, передавить никто и не пытался.

– Ты не британец, – сухо констатировала женщина, всё так же не отводя глаз.

– Южно-Африканский Союз, фельдкорнет Чиж, – усмехнулся он, отслеживая краем глаза челядь. Лицо королевы матери дрогнуло на миг, и тут же стало бесстрастным, но…

… бронзовая маска пошла трещинами. Некоторое время они сидели молча, а слуги Асантева, кажется, даже дышали через раз. Две пожилые служанки, такой же пожилой мужчина, и молоденькая губастая девчонка, беспрестанно почему-то потеющая.

– Ты пришёл за мной? – спросила королева низким голосом.

– Если ты этого хочешь, – ответил Чиж, и женщина дрогнула… – Если хочешь продолжать священную войну народа Ашанти, иди за мной!

– Слуги…

– Я пришёл за тобой, – отрезал он, не желая объяснять африканцам, что такое грузоподъёмность летательных аппаратов и ограниченность мест.

– Я пойду с тобой, – королева-мать торжественно встала со своего трона, – свобода Ашанти для меня дороже всего!

Процессию ашанти, возглавляемую Санькой, я заметил или скорее…

… услышал издали. Треск стоял такой, будто через лес пробирался нетрезвый носорог в дурном настроении. Если бы не условный Санькин посвист, полоснул бы на шум длинной очередью!

– Яаа Асанте, – вынырнув, из зарослей, представил мне Санька старуху, – а это…

– … сомлела, – констатировал он, – никак переволновалась, сердешная!

Не без труда привели королеву-мать в чувство, и выяснили, что лететь она не то чтобы отказывается…

… а просто в обморок падает, при одном только намёке на это.

– Зараза такая! – расстроился я, – это ж надо было так обмишуриться… Это што ж, всё зря? Сердце от страха остановится, и што нам тогда? Труп хладный везти туда, как символ сопротивления? Н-да… незадача!

– … на море и на суше Мать Ашанти не боится ничего, – горячился пожилой мужчина, защищая свою повелительницу, – но Небо принадлежит только Богам и птицам!

– Твою дивизию… не боится моря, говоришь? – взгляд мой упал на заросли, – Сань!

– Аюшки!

– Верёвку из летадлы не выкладывал?

– Нет, а што? – отозвался уныло брат.

– Да вот думаю, а если плот сгондобить, да на прицеп его.

– На што?! А… понял! Етическая сила!

Не откладывая в долгий ящик, Санька принялся объяснять ашанти суть идеи, и к их чести…

… или дурости, не отказался никто. Слуги, как один, пожелали сопровождать свою госпожу. Ну, что ж…

Увязывав длинные брёвна, и попытавшись придать им хоть сколько-нибудь обтекаемую форму, я не без скепсиса поглядел на получившееся, но…

… я сделал всё, что мог! Кто может, пусть… а собственно, никто больше и не может.

Верёвки связали друг с другом, прикрепили на конец крюк, после чего мне предстояло вспомнить элементы «Воздушного цирка», и с помощью Саньки зацепить этим крюком обвязку плота в полёте. Получилось только с четвёртого раза… и не по моей вине!

Дважды слуги королевы-матери пугались, бросаясь врассыпную, на третий раз Яаа Асантева сомлела… и только на четвёртый раз всё вышло, как полагается. Поглядывая то и дело назад, пошёл в десятке метров над водой, и выдохнул облегчённо, только когда Санька нагнал меня минут через несколько.

… доставили всех живыми и относительно здоровыми, хотя обмороки Яаа Асантева нашего медикуса несколько смутили. А вот позже…

– … вы – фольклорные персонажи народов Африки, – повторил Адольф Иванович серьёзно, пережидая смешки.

– Мы – што? – тупо переспросил брат.

– Фольклорные персонажи, – повторил я, – и…

– Духи… или боги, – медик пожал плечами, – не понял, если честно. Здесь боги не всеведущи, а так… вроде древнегреческих, а то и послабже.

– Ага… – попытался уложить информацию Санька, – в Ашанти?! Мы?!

– Вы, – повторил врач, веселясь от души, – и когда, Александр Фролович, вы предложили пойти Яаа Асантева с ней, она восприняла это… восприняла, в общем. Что-то вроде Вознесения со становлением одним из младших Божеств, чья дальнейшая судьба – служить делу свободы народа Ашанти.

– Ишь ты… а ведь пошла же! – восхитился брат.

– И слуги… – киваю согласно, – тоже ведь готовы были судьбу разделить! Вот тебе и Африка…

– Суеверия, – пыхнул дымом капитан, – но внушает уважение! Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой [41] Гёте. !

Покойника зашили в плотный саван из новёхонькой парусины, разрисованный сакральными символами народа ашанти. Покойник «свежий», умерший всего несколько часов назад, но от савана ощутимо тянет сладковатым душком тления, не перебиваемым запахами пряных трав из запасов Ра́жда. Я бы даже сказал, покойник с приправами пахнуть стал гораздо хуже! Запах тяжёлый, стелющийся, поднимающийся дымкой над палубой, въедающийся в ноздри.

Королева-мать долго, уже второй час, молится на палубе возле тела умершего слуги, и всё это время мы рядом… Жарко, тошно до подкатывающего к горлу рвотного комка, но приходится принимать участие в церемонии ради налаживания отношений. Благо, требуется только стоять или сидеть в сторонке, но и то… тяжелое впечатление.

Влажная жара, запах человеческой тухлятины со специями и временами – ощущение пусть и неявной, но всё ж таки явственной чертовщины! Ей-ей, чудится этакая пелена над саваном!

Умом понимаю, что скорее всего именно что кажется, или как вариант – просто испарения от разлагающегося тела. Эффект вполне материальный, как дымка над водой, но подсознание, зараза такая, считает иначе!

Однообразные песнопения, прерываемые иногда речитативом и воем, да вкупе с такими же однообразными движениями, вводят в транс. Ашанти обходят тело то посолонь, то противосолонь, и всё это ритмично, с приседаниями и притоптываниями, раскачиванием зада.

На всё это накладывается искренняя, едва ли не истовая Вера. Либо королева-мать очень хорошая актриса, либо, что вернее, она всерьёз воспринимает силу своих молитв и ритуалов.