Василий Панфилов - Дипломная работа [СИ]

… ни в коем случае не в жёстких рамках! Место для импровизации непременно должно быть, мы же всё-таки не профессионалы.

Наконец, он… храм Падманабхасвами, более чем впечатляющее строение, избыточно украшенное статуями и барельефами до полной потери вкуса. Впрочем… стоп! Это уже вкусовщина человека, привыкшего… а вернее – приученного к иным культурным ценностям.

В храм я заходить не стал, да и не смог бы, наверное. Насколько я знаю, пройти внутрь может только правоверный индуист, и возможно… но сильно не факт, британцы по согласованию с княжеской семьёй Траванкора.

Заглушая пары, катер остановился у самого берега, и пройдя на нос, я прыгнул в воду и побрёл вперёд, подталкиваемый в спину волнами Индийского океана. Почти тут же меня обогнал второй механик, желающий реабилитироваться за «Богородицу», и пройдя чуть вперёд, залёг в кустах с «Мадсеном», прикрывая высадку.

– Радж… – тихо позвал я, и кок вышел вперёд. Короткий жест, и он пошёл чуть впереди, едва видимый в сгущающейся темноте. Если вдруг паче чаяния столкнёмся с кем-то из местных в ночи, пара фраз на хинди даст нам несколько секунд форы. Наверное…

Одеты мы как местные, и по идее должны сойти за контрабандистов, коих в здешних местах как грязи. Система управления в Индии сложная, и власть британцев абсолютна только в каких-то ключевых вопросах.

Княжеские семьи Индии также имеют свою толику власти, притом у всех эта толика разная. Травандрам, к примеру, не находится под прямым управлением британской администрации, хотя представители этой самой администрации в нём имеются. В общем…

… всё сложно, и контрабандисты в этой юридической системе из прецедентов, казусов и законодательных дыр чувствуют себя очень уверенно. Белые, к слову, также встречаются, и не так уж редко.

Около получаса мы продирались через прибрежную растительность, густую и полную змей. Идти приходилось медленно, шурудя палками по кустам и подсвечивая перед собой фонарём. Маршрут самый причудливый, обойти пришлось крохотную рыбацкую деревушку и стоянку… да похоже, что «конкурентов», расположившихся на поляне, прикрытой вековыми раскидистыми деревьями.

Наконец мы углубились в развалины какого-то древнего храма или вернее – какого-то храмового комплекса, затерявшись в лабиринте из обвалившихся стен и зализанных дождями и ветрами статуй и барельефов.

– Здесь… – прошептал Радж, обильно потея, – под плитой…

Он показал на ничем не примечательную каменную плиту, являющуюся, на первый взгляд частью стены.

– Ага… гулким шёпотом пробасил Сергей Хренников, подходя с ломиком наперевес, – сюда, значица?

– Ага… – пропыхтел он, сдвигая плиту, и я уже собрался нырнуть в подземный ход, но Санька дёрнул меня за ворот.

– Сдурел?!

– Пф-ф…

– Александр Фролович прав, Егор Кузьмич, – решительно поддержал брата Карл Людвигович, – не сочтите за лесть, но ваша голова будет ценней всех наших.

– По крайней мере…

Он усмехнулся.

– … до конца ещё не начавшейся войны.

Признав его правоту, я пропустил заулыбавшегося Хренникова, валуном вкатившегося в подземный ход.

– Чисто! – донеслось полминуты спустя, а почти тут же Сергей решил выглянуть сам.

– Ну то есть грязно, – поправился он, – но сторожей нет.

– Давай… – толкнул его брат, – сторож!

– Ага! – человек-валун вкатился в проход и пошёл впереди, подсвечивая дорогу высоко поднятым фонарём и не выпуская ломик из рук. Внутри неожиданно просторно, вполне себе железнодорожный тоннель на колею двухпутку, в котором можно спрятать несколько составов, а по бокам проложить тротуары. И камень, камень, камень… подогнано так, что ни следа сырости.

Камень сплошь изрезан письменами и узорами, никак не укладывающимися в ни в местную письменность, ни в искусство. Линии проще, лаконичней и в то же время изящней, будто строили тоннель представители совсем другой цивилизации. И…

… немного чуждой. Чувствуется нотка чего-то допотопного, додревнего…

– … вентиляция есть, – прервал мои мистические размышления Санька, зажигая взятый с собой факел, – видите? Не вверх дым идёт, а по тоннелю протягивается.

– Ну, и то славно, – бормочет штурман, кусая губы.

– Нервничаю, – шёпотом признался он, улыбаясь чуть смущённо, – нет у меня привычки к подземным приключениям.

– А… привыкнете.

– Хм… не уверен, что хотелось бы, – улыбнулся он искренне.

Несколько раз мы останавливались, делая фотографические снимки и зарисовки особо интересных участков стен, но очень ненадолго. Поворот и…

… на каменном полу, среди грязи и мусора, лежит золото…

… много золота! В драгоценных сосудах и глиняных горшках, в давно истлевших деревянных сундуках, грудами поверх истлевших кулей и просто на полу.

– Это больше, чем я мог даже представить, – севшим голосом сказал Карл Людвигович.

Как заворожённые, мы бродили среди россыпей золота и серебра, присыпанных пылью драгоценных камней и лежавших грудами – навалом, камней полудрагоценных. Единственное, предметы явно ритуального характера, по негласному уговору не трогаем.

– Это… – сказал Санька, и его заело. Не зная, что выбрать, мы начали стаскивать в центр огромной комнаты драгоценные камни и ювелирные украшения, а потом…

– … здесь ещё комната! – гулко ахнул Хренников, – Ещё залы!

Голос его, нарушив негласную, торжественную храмовую тишину, эхом прокатился по залу, и подземелья тряхнуло, как при землетрясении. Стены раскололись, и из щелей, шипя, начали выползать огромные кобры с раздутыми капюшонами. Сотни и сотни кобр…

… мы побежали в диком страхе, но проход оказался перекрыт сдвинувшимися плитами.

– Стреляй в них, стреляй! – закричал штурман, выхватываяпистолет-карабин «Маузера» и спешно приделывая приклад. Несколько томительных мгновений, и мы открыли стрельбу, но…

… без особого толка. Попасть в вёртких тварей не так-то просто, а тем более когда их сотни. Первым погиб Хренников, рухнув на пол в змеином клубке. Потом Ульян Степаныч, кряжистый старовер, потом…

… Санька. А я…

.. проснулся.

– Ах ты ж в Бога душу мать… – заругался я, хватая ртом воздух и распутываясь из простыни, намотавшейся на шею. Скинув промокшую от пота простыню на пол, пошёл в душ, где долго стоял под струями едва тёплыми струями, подставив лицо и жадно глотая воду пересохшим ртом.

– Жарко, душно, – повторил я как мантру, опуская голову, – ещё и простыня намоталась, вот и приснилась херь… Но блядь! В который раз уже храм этот чортов снится! Глупость, глупость это несусветная! Так ведь?

Не одеваясь, голым плюхнулся в кресло, но почти тут же встал, накапав себе валерьянки.

– Ебическая сила… аж зубы от стекло стучат, вот это пробрало! Клад, блядь…