Василий Панфилов - Дипломная работа [СИ]

– Волны какие, – покачал головой Санька, поглядывая на море, – вовремя ты сел! На такой воде и поломаться можно, чиниться потом замаялись бы.

– Угум… – в журнале испытаний ставлю время дату и время полёта, силу ветра и прочее. В основном по шаблону – галочка, вписать нужное… иногда только несколько слов или строк. Мучились в Ле-Бурже ещё, делая журнал под себя, но и результат! Время экономится существенно, и пропустить в горячке ничего не выйдет.

– Пахом… Пахом! – громче окликаю гальванёра, – Да погоди ты разбирать! Забыл, што ли, регламент? Всё под запись и…

– Да етить твою! – Африкан, взяв Пахома Иваныча за талию, отставил от летадлы, – Погоди, тебе говорят!

– Да што ж ты за человек такой?! – возмутился гальванёр, обильно потея и вырываясь, – Я глазком только…

– Та-ак… – протянул Санька, моментально оказавшись возле открытого движка, – Егор, ну-кась подойти!

– Я, могёт быть, – сбиваясь от волнения на деревенский говор, начал брат, – и не понимаю в электрике сильно много, но…

– Ошибся, – бледно улыбнулся Пахом, – вот… хотел поправить, стыдно потому шта…

– Я… – пропыхтел Санька, уложив Пахома на палубу с вывернутой рукой, – извинюсь потом, и в ножки поклонюсь, ежели не прав, а пока…

Блеснул нож, и ворот рубахи полетел на палубу.

– … ты считаешься диверсантом со всеми вытекающими.

– Да што ж ето такое! – забился гальванёр, как в падучей, – Мальчишка! Сопляк! Помстилось иму!

– Прости, Пахом Иваныч… – Африкан с мрачной совершенно физиономией помог Саньке спеленать гальванёра, – но как сказал Александр Фролович, я те потом в ножки поклонюсь, ежели неправ был.

– Не нравится мне всё это, – забухтел в тронутые сединой усы Никандр Ильич, отиравшийся на палубе.

– Я! – орал гальванёр, ловя взгляды экипажа и пытаясь в криках выразить всю нашу неправоту и свою заслуженность, – Заслуженный!

Спеленав заслуженного, прямо на палубе раздели его, срезая одёжку, после чего замотали в простыню, воткнув в рот кляп.

– Всякое бывало, – пояснил брат любопытствующим, – может, игла ядовитая в манжете. Тык! И нету человека.

У раскрытого движка побывал тем временем весь экипаж, вроде как не просто любопытствуя, а свидетельствуя.

– Ишь ты, го́вна какая! – нахмурился Никандр Ильич, изучив проблему, – На волоске! Я так маракую, што крутанул бы ты, Егор Кузьмич, пару коленец в воздухе, и в море булькнул бы. С концами!

– Я так же понимаю, Никандр Ильич, – соглашаюсь с немолодым тридцатишестилетним мужчиной.

– Ну точно! – ахнул Фотий, – На «Ипатии» тоже ведь он, так получается?! Если бы мы всплывать начали, то аккурат под взрыв и попали!

Разом заговорили все, и оказалось внезапно, что вот весь экипаж, до единого, подозревал Пахома в нехорошем. С трудом подавив кривоватую усмешечку, разогнал народ с палубы.

– Сейчас обыск в каюте Пахома… или как там его на самом деле? – Санька взял расследование в свои руки, – а вы… да, Никандр Ильич и… вы, Валериан Иванович. По трюмам пройдитесь… где там у гальванёра хозяйство? Во… ну и просто рядышком поглядите, где там тайник может быть.

Видя воодушевление брата, только качаю головой. Если Пахом и в самом деле диверсант и шпион, но при этом не совсем дурак…

… ни хрена мы не найдём! Хранить компромат в собственной каюте, это идиотизм полнейший, да собственно и незачем. На судне можно сделать тысячи тайников, которые ни один таможенник с собакой не найдёт.

– Я… – с энтузиазмом рассказывал Санька, разбирая вещи Пахома, не то штоб сразу его заподозрил, но…

Он перевернул Евангелие, вороша страницы на предмет чего интересного.

– … потом начались звоночки. Для начала говорок…

Механик, присутствующий при обыске, кивнул задумчиво, а у меня опять полезла неуместная усмешка. Ага, как же… Санька, тот и вправду мог понять что-то неладное, ибо наблюдательности у него на троих Холмсов хватит, и на сдачу ещё останется. По филерам полицейским помню, как он быстро их срисовал. А остальные… сами себе больше врут.

Сергей Парфёнович, при всех своих профессиональных и человеческих достоинствах, отнюдь не Шерлок Холмс и не Пинкертон. Человек он умный и отменно образованный, но изрядно мнительный и склонный к некоторой мистике. Придумать задним числом что-нибудь этакое, равно как и уверить себя в этом, он вполне способен. Но детективные способности? Не-ет…

– Говорок у него специфический, – продолжил брат, беря с полки следующую книгу, – Нормальный человек из народа, ежели он волнуется, то говорить начинает, как в детстве бывалоча. А у этого… шалишь! Деревенский говор, а как волнуется – нате! Городской! Эт как? Человек притворяется менее образованным, чем он есть на самом деле?

– Сразу пометочку себе сделал, – поиграл бровями брат, – но с поправочкой – мало ли, человек в Революции давненько, подпольщик со стажем. Где уж он там жил и ково изображал… оно ведь по-всякому бывает, прицепился акцентик. А потом один к одному набежало, по мелочам.

– Ни-че-го, – мрачновато подытожил брат получасом позже, – Так только… несколько книжек с пометками. Может, для шифровок…

– … или секретным составом на бумаге написано?! – вскинулся он.

– А может и нет, – вздыхаю я.

– Не может! – замотал головой Санька, – Вот ей-ей! Шифр, или может, документ секретный…

– Секретный… – меня будто током шарахнуло, – швы на одежде надо распороть.

– Думаете? – заинтересовался механик.

– Ну, – пожимаю плечами, – читал где-то, а может быть слышал, что документ на шёлковую тряпочку можно поместить. Много места не занимает, и если не искать целенаправленно, то и не угадаешь.

– А я… – Санька закусил губу, – к Адольфу Ивановичу загляну. Помнится, он как-то при химической лаборатории обретался, может чего интересного и подскажет.

Ввалившись в каюту, доктор сделал физиономию записного сплетника и забегал глазами по окружающему нас погрому, стараясь запечатлеть всё и сразу. Он любопытен как енот-полоскун, хотя если нужно хранить тайну – кремень! Как это в нём сочетается, ума не приложу, но ведь сочетается как-то…

– Задали вы мне задачку, Александр Фролович, – медик потёр ладони с предвкушающим видом, и взял с кровати книгу, обернув её предварительно простынёй.

– Эге… – переглянулся я с братом, начиная нервничать, – думаете?

– Не исключено, – понял меня Адольф Иванович, – отравленные страницы, это прямо-таки классика жанра.

– Вот так-так… – обескураженно сказал Санька, подойдя к рукомойнику и принявшись старательно намывать руки, – а остальные вещи?

– Маловероятно, – качнул головой наш новоявленный эксперт, – и по правде говоря, я сильно сомневаюсь, что книги отравлены, но подстраховаться стоит. Очень уж удобно, при любом ведь обыске книги листать будут. Надеюсь, в рот пальцы не совали?