Дикий Носок - Изгнание [litres самиздат]

Балаш почти решился. Но сначала надо кое-что сделать. Это будет справедливо. Ведь он спас ему жизнь. К тому же, в поднявшейся суматохе им будет легче скрыться. Приподнявшись на локте, юноша осмотрел лагерь: кто-то еще пил, многие уже спали вповалку у костров, погребальные вовсю горели, оглушительно воняя и чадя. Момент самый благоприятный. До рассвета еще далеко.

Велев Умиле оставаться на месте и делать вид, что спит, Балаш тихонько поднялся и спустился к реке. Сюда почти не долетал отсвет костров и юноша, не таясь, пробрался мимо всего лагеря к тяжелой телеге с плененным йоргом. Внимательно понаблюдав за лагерем из-за кустов, и, убедившись, что на него никто не обращает внимания, Балаш опустился на землю, шустро пополз к телеге и спрятался под ней. Что-то зашуршало, заерзало и засопело, ткнувшись ему в бок. Юноша подобрался, и Умила втиснулась рядом. Вот чума. Эта женщина всегда все будет делать по-своему. Потолкавшись боками, они развернулись. Умила принялась пилить ножом толстый сыромятный ремень, связывающий ноги чудовища, а Балаш – ремень у переднего колеса телеги.

Для Умилы было большим потрясением впервые увидеть йорга. Она и сама толком не знала, чего ждала от встречи с предполагаемым предком. Но йорг оказался просто животным. Да, похожим на человека, но животным: покрытым шерстью чудовищем с окровавленной пастью. Неужели ЭТО могло быть её предком? Не может быть. Или все-таки может? Девушка была в растерянности. Но раз уж ОНО спасло в ущелье жизнь Балашу, выдернув того из воды в последний момент, то сделать для него тоже самое будет правильно. Умила не могла остаться в стороне, и, поняв, что задумал парень, последовала за ним.

Опасаясь высовываться из-под телеги, Балаш наощупь нашел плотный ремень и приступил к делу. Никогда ранее ему не приходилось иметь дело с толстыми ремнями из сыромятной кожи, ощущение было такое, будто пытаешься распилить ствол дерева столовой ложкой. Через четверть часа пот заливал ему глаза, а плечо ныло от неудобной позы. И Балаш решился вылезти. Притаившись в тени массивного деревянного колеса, он, в который уже раз, тревожно огляделся. Все было спокойно. Так работать было намного удобнее, и нож юноши с удвоенной силой впился в тугой ремень. Теперь дело пошло гораздо быстрее. Лопнул один ремень, второй. В какой-то момент, вытирая пот со лба, Балаш поднял глаза и оцепенел. Йорг, не моргая, смотрел прямо на него, чуть повернув голову. Волна страха приподняла волосы на затылке юноши и неожиданно отступила. Внезапно успокоившись и осмелев, Балаш поднял нож, показав его йоргу, и принялся пилить ремень, стягивающий его руки. Тот едва заметно кивнул. Похоже, он вовсе не так плох, как выглядит. Многочисленные раны уже не кровоточили.

Внезапно Балаш затылком почувствовал опасность. Из огромной, сгустившейся позади него тени протянулась огромная волосатая рука и с легкостью надорвала надрезанный ремень. Балаш медленно повернулся, в ужасе вжавшись спиной в колесо. Еще одно чудовище нависло над ним: не такое огромное и с черной блестящей шерстью. Йорги переглянулись, и вновь пришедший принялся разрывать оставшиеся ремни один за другим, не обращая внимания на человека. Те лопались, будто натянутые струны. Балаш юркой ящеркой заполз под телегу. Умила была уже там, дрожащая, с расширенными от страха глазами. Сначала две, а потом четыре волосатые ноги топтались у них перед глазами.

Крик ужаса, изданный отошедшим от костра отлить бедолагой, поднял на ноги весь лагерь. Внезапно телега, под которой прятались молодые люди, взвилась в воздух и, сбивая с ног всех, кто все же сумел на них подняться, пронеслась по лагерю и врезалась в один из погребальных костров, разметав его обугленное содержимое по сторонам. После этого чудовища неслышно исчезли среди деревьев. Балаш и Умила испуганными зайцами скакнули в кусты и помчались к реке. Вернувшись обратно тем же путем, что и пришли и, уже совершенно не таясь, они освободили от пут изнывающего Ефима, немилосердно ругающего их колупаями медлительными, отвязали трех лошадей и, никем не замеченные, скрылись среди деревьев. В лагере, между тем, царила паника: ржали и метались испуганные лошади, стонали раненые, кричали живые, туша разметавшийся огонь, вооружаясь, отлавливая лошадей и трезвея на бегу. Безуспешная погоня за чудовищами отправилась в одну сторону, а беглецы ускакали в другую.

Азар в бешенстве бил, пинал, топтал дорогими кожаными сапогами, подкованными железом, бесполезного теперь переводчика, вымещая на несчастном свою ярость, досаду и разочарование. Поначалу человечек сжимался в клубок, закрывая руками голову, и скулил, как собака. Сейчас, забитый почти насмерть, он бездыханной тряпичной куклой валялся на земле. Лицо, превращенное в кровавое месиво с торчащими осколками костей и зубов, уже ничего не боялось. Переводчик ускользнул от ярости Азара к своему Богу и был недосягаем, чем еще больше распалял своего убийцу. Никто не посмел ему помешать. Седобородый старик – знаток секрета взрывного порошка, отправился к своему Богу накануне ночью, размазанный по земле метко брошенной йоргами телегой.

Двое, их было двое. Почему он не знал о втором чудовище? Больше половины его людей были убиты, ранены или покалечены, секрет взрывного порошка утерян навсегда, чудовища сбежали, даже Ефим – гнусная крыса и тот сумел от него улизнуть. Отец будет недоволен. Очень недоволен. Гнев отца, пожалуй, единственное, что пугало Азара.

Азар выместил на переводчике не только свою злость, но и страх. Это мало помогло. Когда Азар был в состоянии бешенства, все окружающие благоразумно забивались по щелям, словно тараканы. Лишь Кениша, сидя в отдалении, невозмутимо наблюдала за братом, дожидаясь окончания вспышки ярости. Она точно знала, что её – любимицу отца, он и пальцем не тронет, хотя и считает всего то безмозглой красивой куклой, вроде тех, которых сам дарил ей в детстве. Дождавшись, пока брат немного успокоится и присядет утолить жажду, она встала и решительно направилась к нему. Азар пил воду, словно лошадь, шумно отфыркиваясь и обливаясь. Кениша брезгливо сморщила носик.

«Чего тебе?» – раздраженно спросил он.

В ответ девушка протянула ему кусок ремня: «Посмотри, он отрезан ножом. Не разорван.»

«И что? Погоди …,» – сообразил Азар.

«Кто-то перерезал ремни, чудовище отпустили нарочно,» – подтвердила его догадку Кениша.

Ошеломленный Азар уставился сначала на конец ремня, потом на сестру. Поутихшая было ярость начала закипать вновь.

«Кто? Ты видела?»

«Нет. Но быть может тот, кто исчез? Балаша нет в лагере и его девки тоже,» – флегматично пожала белоснежными плечами прекрасная Кениша.