Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– Придумаем что-нибудь. У нас всё должно получиться, Пашенька,– убеждённо сказала Юлия. – Главное ведь мы сделали. Жаль только, что оружие свое неважнецкое мы отдали нанайцам. А нового – нет.

– Да, без оружия я чувствую себя, будто голый на людях, и срам нечем прикрыть, малина-земляника,– признался Павел.– Будто без штанов.

– Какие же мы дурни! Наганы и те спрятали! – осенило Афанасия.– Заимели себе одежду всякую, красивую, до безобразия, а вот о самом главном забыли. Привычку имели, понимаешь, не покупать, а добывать оружие в бою – и вот, пожалуйста, произошёл шибко вредный политический результат. У троих детей свободы даже берданки паршивой на руках не оказалось.

– Мы просто обалдели от удачи,– сказала Юлия.– Но всё ещё поправимо.

– Я виноват как командир, в первую очередь, чёрт меня забери! – поругал себя Павел, своеобразно выругавшись,– я ведь хотел взять у лавочника три винтовки. Но вот глаза на одежду тоже разбежались. На твою фетровую шляпу, Афоня, засмотрелся и на свою тоже, и про самое основное забыл начисто. Всё из головы вылетело. Но это привычка. Ведь мы всегда при оружии.

– Да такая штука с нами произошла, не от забывчивости,– почесал подбородок Афанасий, – а потому… На самом деле, мы привыкли, что при нас оружие имеется всегда и всюду. Даже частенько и спим с ним. А моя Евдокия никак не могла нам добрые стрелялки добыть. Её папаня за такие штучки бы свою дочку крепко бы… не понял. Это ясно.

Их внезапное состояние раскаяния и одновременно озарения можно было понять. Они ведь настолько привыкли к тому, что оружие всегда при них, что не придали его отсутствию какого-то значения. Да и чисто гражданская одежда и потаённые мечты о возможной их мирной жизни тоже сделали своё дело.

Впрочем, прошло-то совсем немного времени с того момента, когда они нанайцам-перевозчикам отдали почти всё. Даже гранаты. Необдуманно! Но случается… И на старуху бывает поруха.

Мимо нанайского стойбища Кондон, что на берегу речки Девятка, проезжали на лошадях Рокосуев и Оренский. Понятно, что за ними из кустов наблюдал пан Рында. Потом он решил стать невидимкой.

Ему полезно было послушать, о чём говорят анархист и белый офицер.

– По-нанайски для нашего уха название речки звучит не очень-то здорово, можно сказать, – Ку и н. Если точнее, то вместо буквы «к» там «х». А по-русски река называется Девятка. Девять рек впадает в озеро Эворон – и одна только выпадает из него. Эта самая вот Девятка, – сказал Григорий, – и есть.

– Может, Гриша, заглянем к нанайцам,– предложил Оренский,– передохнём немного. Вся душа в слезах и крови.

– Береги душу, Виктор. Нанайцы-гольды очень гостеприимны. И это нам может не дешево обойтись.

– То есть как это, Григорий?

– Очень даже просто. Существует у некоторых нехристианских народов, язычников, непонятный обычай. Если ты, допустим, очень понравишься хозяину дома, вернее, яранги,– а ты, Витя, придёшься любому человеку по душе,– ты просто должен, обязан переспать с его женой. Так вот ты и станешь, что называется, его другом по жене. Тут, в Кондоне проживают потомки очень древнего рода. И не одного, вроде как. Один из них род Дзяпи. Древняя фамилия.

– Богата история многих народов. Что тут скажешь…

– Раньше, говорят, в самое давнее время на этой земле стояло могучее государство. Но придёт время, когда будут нанайцы отрицать, что не существовало у них такого закона и обычая – делиться со своей женой с хорошим человеком. Любая нация впоследствии отрицает то, что не общепринято.

– В их странном обычае ничего страшного нет. Я думаю, что неспроста малые народности поступают именно так. Делают это они для того, чтобы обновлялась их общая кровь, чтобы, за счёт чужого семени, не вырождался тот или иной род. Природа мудра. Вот и вся политика.

– Я и не знал, Витя, что ты такой умный.

– Причем здесь, Гриша, мой ум. Я в Тофаларии немного воевал. Там, примерно, то же самое, но не совсем. Там просто тофы на измены своих жён смотрят, как бы, сквозь пальцы. Малым народностям надо выжить, любым способом. Мне об этом один майор рассказал, врач. Вот умный. Расстреляли его большевики. Для них нет разницы, врач он или командир карательного отряда. Был там у краснозадых один такой командир, совсем молокосос… То ли по прозвищу Хейдар, то ли… Да бог с ним. Не помню. Но результаты его набегов кровавых я видел. Жутко!

Пан Рында всё надеялся, что они что-нибудь доброе скажут об США или, в крайнем случае, о Польше. Но не дождался. Уже тогда все меньше и меньше цивилизованных и культурных, да и просто мещан, умели отличать чёрное от белого. Впрочем, при желании везде и всюду можно найти что-нибудь доброе и полезное. Даже там, где его не было и фактически… нет. Порой и бессмысленные старания бывают результативны.

Рокосуев приостановил коня. Дал знак рукою попутчику, чтобы он поступил так же. Лошади приустали. Надо было минут пять-десять дать им передохнуть. Они спешились.

– К чёрту обо всём неприятном, Виктор! Надоело! – сказал Григорий, держа коня под уздцы. – Все хороши! В угоду каких-то негодяев мы убивали близких и родных своих. За идею! За какую идею? Нет её… этой идеи! Всё придумано. Всякие и разные сволочи ведут раздел мира руками обычных людей и называют бесовскую бойню справедливой войной во благо Отечества.

– Может быть. Скорее всего, ты во многом прав. Так вот, я, Гриша, слышал про страну Чжурдженей, ещё про их государства Мохэ и Бохэ. Богатая история. Но вот обычай, который заставляет изредка делиться своими жёнами, негласно существует в странах и даже самого цивилизованного мира. В Скандинавии предостаточно случаев. А чего только одна Голландия стоит. Я про то, как можно, чисто случайно, стать другом по жене, если того пожелает её муж, да и она сама. Но всегда же имеется возможность отказаться от такой чести.

– Чаще всего, нельзя. Суть заключена, Витя, в том, что кондонцы почитают законы предков. И при мягкости своих характеров нанайцы не любят, когда им противоречат и надсмехаются над ними.

– Ну, так что? Можно просто ведь вежливо отказаться от… услуг жены любого хозяина яранги. Мне ведь приходилось часто так поступать и в Санкт-Петербурге, и в Москве. Правда, надо признаться, после этого я становился не другом, а врагом семьи. Всё становилось с ног на голову.

Тут же Оренский заметил, что у него сейчас не такое уж игривое настроение, Он думал только об одном: о гибели своей Груни. Григорий понимал своего товарища. Ведь и не надо забывать о самом дорогом и навсегда… утерянном. Какие там нанайки, если перед глазами у Виктора только она, его Грушенька. Перед глазами образ любимой женщины стоит. Ведь она, хоть и была, в сущности, чужой женой, но любил Виктор её и всегда любить будет. Она ведь была с ним – и душой, и телом. Но если так получилось, значит, того пожелал Господь.