Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– И тебе, до свидания! – сказал урка.

Потом он расстегнул ширинку и помочился именно в то место, где только что в мучительной агонии плавал Леший.

В просторной крестьянской избе, за столом, сидели Павел, Юлия и Афанасий и с аппетитом ели борщ. Собственно тут же находился и Роберт Борисович. Анархисты пояснили, хозяевам избы, как могли, что это бес, при этом, ещё и дурак, ненавидящий россиян. Но с безмозглого, что возьмёшь? Только горсть волос, если они имеются? У Боба, к счастью, кое-что ещё на черепе осталось…

Очень умный и словоохотливый пан Рында своими пояснениями, что он автор, что он всё и всех здесь придумал, убедили радушных хозяев, что в гостях у них полный идиот. Хоть он чёрт, а всё – одно жаль. Русский человек умеет сочувствовать даже недругам. А ведь зря. Можно в отношении некоторых поступать точно так же, как они.

Перед ними стояла большая деревянная чашка с лососевой икрой, тут же, на большом красивом блюде из китайского фарфора копчёное свиное сало. Да ещё над самой разной закуской возвышалась двухлитровая бутыль самогона, к ней примыкали ещё и солёные грузди, и свежая черемша, и варёная рыба – максун и другие, по тем временам, не очень-то замысловатые блюда.

– Ешьте и пейте, гости! – их от души угощал хозяин избы, высокорослый и широкоплечий мужик, лет пятидесяти, а может, чуть поменьше годами.– Как у себя, в собственной избе, царствуйте!

– Много мы не пьём, не научились,– почти честно сказал Павел.– Некогда было.

– А я выпью много, Тимофей Иванович,– заверил хозяина Афанасий.– Чего бы ни напиться сегодня? Дай бог твоему дому всего славного!

– Благодарствую на добром слове,– ответил Тимофей Иванович, осушая стакан с самогоном,– у меня в избе всего вдоволь. Я ранее в селе Пермском жил. Да вот сюда перебрался что-то. В Джонгмо захотелось. Не я тут один… такой. Дома деревянные имеются. Да и нанайцы – народ, большей частью, славный. Говорят люди, что новая красная власть всех богатых мужиков поразгонит.

Хозяин гостеприимного дома был абсолютно убеждён в том, что новой власти просто необходимо было, чтобы, по новому закону, все честные люди остались «без двора и кола, а задница была бы гола». Только вот зачем, совсем не ясно.

Даже на местном уровне не всё понятно, не всё склеивается. Ведь в селе Пермском, подчеркнул он, бедных-то совсем не имеется. Все работают. У них там, кто меньше пяти лошадей имеет, бедняком считается.

– А у меня всего-то две лошади,– сообщил Тимофей Иванович,– мне просто больше и не надобно. Но я не из бедных.

– Так оно видно, изба у вас богатая и продовольствие доброе,– поддержал хозяина Плотов.– Все бы так жили, малина-земляника, то и революция любая была без всякой надобности.

– Всё эти революции от дурости… полной. Но я вот пошибче, поконкретнее повторюсь,– продолжал Тимофей Иванович.– Говорят, что близится такая установка, чтобы все поголовно стали бедными. Я про людей говорю, которые из… народа. Все обнищают, окромя представителей большевиковой власти и разных там красных партийных командиров да их родичей. А мы вот – переселенцы, кто с Вятки, кто и с Перми… Эту землю раскорчёвывали самостоятельно.

– Да, старание и труд – всё перетрут,– закивал головой Афанасий, закусывая куском самодёльной колбасы. – Если есть руки и порох в голове, тогда всё и пойдёт… Но не у всех. Иным надо и помочь.

– Ошибаетесь, господа! – подал свой голос и пан Рында, заметно захмелевший.– Революции нужны… для свободы человеческой. Особенно такие, которые помогают совершить в какой-нибудь стране Соединённые Штаты Америки или, к примеру, Германия.

– Но не революцией же людям помогать! Нам, ни в Пермском, ни в Джонгмо ни один красный командир с лопатой или там тяпищем не помог землю поднять,– продолжил свой рассказ Тимофей Иванович.– По моему разумению, ежели земля теперь народная, то не суй свой нос – в чужой навоз. Вот теперь я с нанайцами живу в Джонгмо. Не погано живу, не прозябаю, без особой вражды с ними, всё более в дружественных отношениях. Уже вот два года. Тут покой наблюдается… Но правда, частично.

– Да россиянам, кроме водки и ватных штанов ничего не надо,– широко улыбнулся Роберт Борисович.– Они же, простите, быдло…

Радушный хозяин моментально сменил гнев на милость и закатил кулаком между глаз дорогому гостю.

Писатель-либерал отключился, упав неподалеку, возле окна. Тимофей Иванович извинился перед анархистами, что вот так всё… поручилось. Это машинально. Получается, он виноват, нельзя был так вот с гостем обходиться.

Ничего не поделаешь, теперь этот бес и заодно дурак с полчаса полежит без движения. Анархисты были согласны с действиями хозяина, но Афанасий заметил, что нечистую силу нельзя, при возможности, обижать. Больно уж пакостный этот народец, почти такой же, как за Океаном.

– Но, как очухается, попрошу у него прощения. С меня не убудет, – опустил вниз голову Тимофей Иванович.– Даже подарю ему лошадь. Но на будущее – и близко к своей избе не подпущу.

– Что случилось, то и случилось, малина-земляника,– сказал Плотов.– Пусть бес Рында отдохнёт. Ему почаще следует отдыхать.

– В Пермское, Тимофей Иванович, ездите? – сменила тему разговора Юлия.– На лодке плаваете? Или на лошадях? Тут же не так далеко.

– А как же, Юля! Зимой по льду, на нартах, на ездовых собачках. А летом, как водится, на лодках наших. На нанайских оморочках мне не сподручно. Да тут и пешком пройти даже кролик сподобится…. А нанайские лодки больно уж на воде шаткие. А гольдам этим, хоть бы чего,– пояснил Тимофей Иванович.– У меня в Пермском родичи имеются, да и добрые знакомые остались.

– Нынче ему-то с нанайцами добротно живётся,– в горницу вошла жена хозяина.– Мне в летнёй-то кухонке сподручней еду приготовлять. Удобней. А он, мой старый бес, здесь уж почти что, всех нанаек, почитай, перепробовал.

Анархисты обратили внимание на то, что Агафья Антиповна – справная, маленькая, нарядно одетая женщина, была довольно бодрой и моложавой женщиной. Пусть, и при солидных годах. Но никак не сказать, чтобы и старушка.

Она поставила на стол чугунок с варёной картошкой. Села за стол, налила себе в стакан самогона и выпила.

– Не всех, Агафья, нанаек то я спробовал! Чего же, Агафья, напраслину на меня возводить-то? – серьёзно возразил Тимофей Иванович, – ты же, поди, знаешь, что не всех. А людям про меня всякое такое, не совсем хорошее сообщаешь. Да и ты-то получше многих у меня будешь.

– А что поделать? – попыхивал трубкой Афанасий, – что делать, Агафья Антиповна, если у гольдов такие законы? Вы же под такой закон не подпадаете, Агафья Антиповна. Вот и радость у вас в жизни получается, а, может, по какому-то понятию, и тоска.

– Ну, ты и озорник, Афоня! – сказала Агафья Антиповна, всплеснув руками.– Какая у меня такая может случиться тоска по чужому мужскому полу? Придумаешь то же! Имеется у меня в хозяйстве один мужик. Хватит этого, даже с лихвой. Другие мне без надобности.