Александр Лекомцев - Надёжный флюгер. Юмористический фантастический роман-боевик

– Бери, Афоня! Дарствую тебе свой винчестер под американским названием «Оленебой» и такого же производства, – сказал хозяин.– Бери! Он теперь твой!

– А патроны, Иванович? – робко спросил Афанасий.

– Зачем тебе патроны, Афанасий? – искренне удивилась Агафья Антиповна.– Такое ни к чему. Ты есть народ культурный. Повесишь на стенку-то ружьё и любоваться им станешь.

Такому предложению Афанасий весьма удивился, но виду не подал. Но его радовало, что Тимофей Иванович преподнёс ценный и своевременный подарок. Анархист не сомневался, что винчестер теперь в надёжных руках.

Это была не завышенная самооценка. Это была обычная житейская истина.

Чарка после битвы

Свой путь продолжали Рокосуев и Оренский. До поры и до времени. Анархист поднял руку и предупредительно сказал:

– Надо остановиться! Не теряй время, Гриша! Мне что-то показалось.

Они спешились, и Григорий внимательно стал разглядывать следы.

– Кабанья тропа,– заметил Григорий.– Нам крышка, если не успеем запрыгнуть в сёдла. Один кабан ранен. Кровь на тропе! По сёдлам! Поздно, чёрт возьми! Гриша лезем с винтовками на деревья! Быстрей!

Со всех сторон их обступала разъярённая стая диких кабанов. Было ясно, что ожесточённые звери их не пощадят. Григорий и Оренский торопливо отступали к деревьям, отстреливаясь от них из винтовок.

– Какая сволочь ранила кабана! – выругался Григорий.– Чтоб тому в задницу дуб вогнать или что покрупнее!

– Держись, Гриша, я двоих уже положил! – крикнул Оренский.– Главное нам успеть забраться на деревья! Думаю, успеем!

– На тот свет успеем. Я тоже двоих или троих завалил! Осторожнее! Слева, секач! Огромный…

Они едва успевали заряжать винтовки, отступая к деревьям. Была дорога каждая секунда. Испуганные лошади со всем скарбом умчались прочь. Смерть стояла рядом, не собираясь их щадить.

Афанасий встал из-за стола, возвращая «Оленебой» хозяину и сказал хозяину:

– Нет! Винчестер не возьму! Шибко дорогой подарок! Не возьму! Без патронов не возьму, прости господи!

– Да и патроны же дарю, Афоня! – сказал задорноТимофей Иванович.– Без патронов как же, одни насмешки.

– А нам и подарить нечего,– растрогался Павел,– разве что кусок золота или брошь какую-нибудь дорогую, малина-земляника.

– Не шуткуй, Паша! Какое там у вас золото? Да и было бы в наличности, всё одно, не взял бы,– признался Тимофей Иванович.– Мне ничего не надобно. А старухе же моей и подавно. В нынешние времена я горбушу полавливаю в дальних отсюда местах.

– Славная у вас тут жизнь, хорошая, – сказала Юля.– Если бы могла завидовать, то сделала бы это. Но не способна.

– И хорошо, что не способна,– кивнула головой Агафья.– От неё, от зависти все грехи -то… Так есть.

– Тут нет сомнений,– улыбнулся Афанасий.– Если позавидовал, то, почти что, убил… А если и не убил, то в подлости пустился или в жуткую ложь.

– А скоро осень засентябрится, так и посюда… уж и кета подойдёт,– продолжил рассказ Тимофей. – Рыба тут всякая и разная. И ловить её не надо, сама на берег прыгает. Да и зверя в достатке. Животина у нас с Агафьей, как ни как, имеется. Куры на местах. В жаркие страны, слава богу, не улетают. Огороды нашенские, что поляны таёжные, по величине своей. С нуждою сиднями не сидим. Я, получатся, почти что буржуин.

Пришедший окончательно в себя, пан Рында, решил остаться невидимкой и устроился в углу горницы, рядом с окном.

Писатель-либерал категорически не понимал этих людей. Ну как же вот так можно жить, не завидуя. Ведь он-то сам, по-доброму, завидует тем же англосаксам и всему тому, что они творят замечательного и не… очень. Ему невдомёк было, что нет на свете никакой – такой белой зависти. Она всегда – чёрная.

Вдруг, разбив оконное стекло, в горницу влетела пуля и впилась в потолок.

– Кто-то к вам постучался, малина-земляника, Тимофей Иванович? – удивился Павел. – Да так назойливо.

– Да семёновцы или калмыковцы ещё покуда бродят. Самые их остаточки. Изба чего-то им наша понравилась,– возмутился Тимофей. – С ними и американцы приблудные имеются. Есть такие – свободные воины, то есть разбойники. Но те уже, почитай, в гробу – дурошлёпы. Это получается уже в пятый раз. Недобитки они и есть недобитки. Ходят и просят, чтобы их добили.

– Мне куда, Тимка, – спросила Агафья Антиповна, резво встав из-за стола,– к пулемёту, как в прежние разы?

– А ты посчитала, что времечко моркву пропалывать? Быстрёхонько к пулемёту, на чердачину, Агафья! И длинными очередьми коси, круги поделывай! И близёхонько подпускай, как оно было ранее! – приказным тоном сказал Тимофей Иванович и обратился к гостям.– А вы, господа хорошие, не взыщите – спускайтесь живенько в подпол! Отсидитесь. Там нет опасностей. Ежели нормально закончим с Агафьей эту канительность, то и допьём с вами первачок и покалякаем вдосталь. Вон, видишь, даже приблудный бес куда-то исчез. Шкуру свою жалеет.

Хотел было пан Рында назло и в знак протеста сделаться снова видимым, но резко передумал. Оно ведь и, на самом деле, вдруг пуля его зацепит. Обидно будет погибнуть на страницах собственного романа и, возможно, от рук какого-нибудь славного американца-путешественника.

Агафья Антиповна очень быстро поднялась по внутренней лестнице на чердак. Дом уже активно обстреливался.

Анархисты были наготове.

– Пулемётов два? – торопливо спросил Павел у Тимофея Ивановича.

Атаман летучего отряда анархистов не прятался от пуль, но и напоказ себя не шибко выставлял. Знал, как действовать в таких ситуациях.

– Три! Да некогда уже ораторствовать!!! – соскочил с табурета Тимофей Иванович.– Два на чердачине! Один мой ещё, во дворе, за поленницой! Туда, правда, трудновато сунуться. Но необходимость имеется! А за винтовками в подполье лезть уже не время, язви чёрта мать!

– Юлька, за Агафьей Антиповной, на чердак, к пулемёту, малина-земляника! – крикнул Юлии Павел.– Бей короткими! Они будут залегать! Землю щупай пулями!

– Понятно, Паша! – ответила Юлия.

Она не побежала, а почти полетела по внутренней стороне лестницы на чердак.

А стрельба уже шла вовсю. Строчил Агафьин пулемёт, подключилась и Юлька со своим «Максимом». Славно, что вода для охлаждения канала ствола была уже залита под «рубахи» пулемётных стволов.

Быстро, как мог, Тимофей Иванович, перекрестившись, короткими перебежками добрался до места, где возвышенности, созданной из не порубленных чурок, стоял пулемёт. Он возвышался над забором, но левые и правые стороны его были укрыты частью поленницы – дровами для растопки.

Павел, не мешкая, выскочил во двор, прихватив под печью топор.

– Прикройте! – коротко казал Павел Тимофею Ивановичу, уже готовому к стрельбе из пулемёта.