Людмила Перцевая - Чёрный конгресс [litres самиздат]

Хасан нахмурился. Он не любил делиться будущим. Валери это понял по выражению лица правителя. И осторожно добавил:

– Я уверен, что обмен мнениями в научной среде так или иначе существует, этого нельзя было скрыть ни в древние времена, ни в самые последние, никакие заслоны не помогут. Лучше управляемый процесс, чем тайный.

Хасан немного расслабил мускулы непроницаемого лица: дело говорит. Значит, можно начать с обмена информацией, встреч, конференций. Ученые любят поговорить, почему бы не дать им возможность пообщаться? Легально, подконтрольно. Все равно мы пока никель и золото у них покупаем. Пока.

Валери заговорил с ним о том, что пора восстанавливать систему образования, иначе мы не сможем подпитывать кадрами вообще никакие исследования. И с этим Хасан был согласен, сам думал, как к единой образовательной системе подключить столь пестрое сообщество. С разноголосицей частных школ давно пора кончать. Валери советовал устроить большой международный конгресс по этому поводу, затраты того стоили!

– А что затраты, – пожал плечами Хасан, – сделаем конгресс на платной основе всех участников, думаю, эта проблема в приоритете всех континентов. Собирай организационный комитет, быстренько обсудите, насколько это исполнимо.

На этом и расстались, очень довольные друг другом.

Стайка юных девушек у источника этим ранним утром была явлением вполне обыденным. И легкий разговор, и заразительный смех, и шаловливые брызги, – всё мило, и так присуще именно этим созданиям, в таком возрасте и в таком месте! Наджибулла издали учтиво поклонился шалуньям, и они приветливо помахали ему руками. Их ждали по домам, и они, наконец наполнив свои кувшины, вереницей двинулись по тропе. А он уселся под чинарой, наслаждаясь легким ветерком, облизывающим свежестью его лицо, лохматящим волосы. Он так и остался навсегда поклонником этого края, к тому же так переменившимся за какие-то полвека!

«Вон мои малыши бегут, пора, значит…» – подумал Наджибулла и поднялся, потянулся во весь свой гигантский рост. Теперь здесь никто не боялся черного гиганта в его обычном обличье, он давно оброс добрыми легендами, учитель-сказочник, поэт и настоящий кладезь знаний. Рассветным утром он проводил свои занятия на открытом воздухе, насколько это позволяла погода, либо на террасе школы. А их в Афганистане строили обязательно с террасами, они стали обязательной принадлежностью созерцательной части обучения.

Щебет ребятишек, их неугомонное желание рассказывать учителю все свои происшествия одновременно, перебивая друг друга, радовали его так же, как и восходящее солнце. Он им кивал, изумленно вздергивал брови, ахал и разводил руками – и они воспринимали ответную реакцию Наджибуллы как должную и вполне достаточную. Дав им выговориться, он спросил всех сразу: собирали ли они лепестки и соцветия для маленьких лабораторий своих родителей, творящих благовонные масла? Получив хвастливые заверения, что насобирали «во-о-о-т столько аж!» – похвалил помощников; движением руки, усадил галдящих и толкающихся учеников полукругом и дал им первое задание: описать сверкающие на солнце струи воды.

Воцарилась относительная тишина, только переливчатое бульканье ручья да посвист, пение малых птах нарушали ее …Рай!

Да, почти сто лет тому назад он превысил полномочия наблюдателя и непосредственно вмешался в ход событий, но ведь Созидатель сам повелел им вернуться к землянам, понять, вникнуть. Вот он и постарался вникнуть. Это была та еще сцена!

В пещере, где собрались командиры банд талибанов, атмосфера была взрывоопасной. Ужесточение визовых режимов, границы на замке и практически отмена авиасообщения нанесли огромный урон наркобизнесу. А тут еще и американцы, потрясенные разрухой в своих благословенных пределах, кинулись к себе домой, окончательно порушили налаженные транспортные потоки. И чем теперь жить? Самим жрать этот мак?

Кричали, спорили, но тут сквозь камни темного убежища проступил, как черная тень, негроидный тип – одни белки глаз сверкали! Никто за оружие не схватился, все упали ниц, до самой тупой башки дойдет, что это – Знак от Всевышнего! И то, что он заговорил на их родном языке, но высоким и чистым слогом, лишний раз убеждало в яви и святости происходящего.

– Прогневили вы Аллаха долгим своим упорством в кровавом промысле, в сеянии зла, – густым басом, но тихо заговорил посланник. – На свои же головы опрокинули последствия всех своих прегрешений. Осталось только спасать следующие поколения, детей своих и внуков.

Он говорил недолго и сказал немного, но тем убедительнее были его слова, врезавшиеся в память этих огрубевших от бесконечной вражды людей. Их было не так много, но вполне достаточно, чтобы сказанное при свидетелях Слово воссияло верой и подкрепилось делом.

Самый старый и давно уставший от крови талиб Ахмед, получивший такую неожиданную и грандиозную подмогу своим невысказанным надеждам, моментально отреагировал, сосредоточил в руках бразды правления.

Начались переговоры с властями о мире и разоружении всех, кто еще бродил по горам. Со всех минаретов звучал призыв к мусульманам объединиться, вспомнилось истинное учение Аллаха, изрядно исковерканное за десятилетия войн! Заполыхали огнем делянки с маком, каялись и клялись курьеры, что впредь никогда не выйдут на грешную тропу.

История умалчивает, насколько это движение было единодушным, но ведь легенды всегда лишены подробностей и деталей!

Откуда-то взялись умники, подсказавшие, что на первых порах надо заняться огородами ради самовыживания. Вспомнили рассказы пленных шурави, русских, которые уверяли, что даже во время страшных войн и в лихие годины переломов у них на родине люди спасались огородами с набором зерновых и овощных культур.

Уже много позже (непонятно, с чьей подачи!) появились в Афганистане озабоченные заказчики: миру потребовались благовония, производимые в экологически чистых регионах, где промышленностью и не пахло. Так появились розарии, лавандовые поляны, гряды календулы и ночной фиалки, заросли мяты. Умельцы немного поколдовали над старыми лабораториями, оказалось, их вполне можно приспособить для нового сырья – опять же цветочного, но с другим продуктом на выходе.

Так был налажен экспорт дорогостоящих благовоний, призванных пробудить обонятельные функции пострадавших от пандемии людей. Ученые только ахнули, увидев благотворное действие такого простого и благородного – не хочется даже называть его лекарством – бальзама! Оно получило широкое распространение даже там, где вирусы не свирепствовали, молва приписывала ему профилактическое действие. Росли цены, росли объемы производства, ассортимент, сбыту никто не мешал и препятствий не чинил.