Людмила Перцевая - Чёрный конгресс [litres самиздат]

Наджибулла на тот конгресс не поехал, у него уже были прекрасные ученики (да не в одном поколении!), которые лучше его самого могли расписать все три этапа постижения Закона Божьего. Да так, что этот закон ни на йоту не противоречил ни одной из земных религий, не оскорблял традиционных представлений о духовных ценностях, коими следует дорожить и руководствоваться. Да, мир людей по-прежнему был противоречив, далек от совершенства, а законы морали сам человек непрерывно испытывал на прочность. Грехи не переводились, тюрьмы не закрывались, но Наджибулла был далек от строительства взрослых взаимоотношений. Он раз и навсегда погрузился в свежий, чистый, зоркий мир детства, нежно и трепетно помогал ему встать на ножки, потрогать ручонками – и запеть во всё горло первыми самыми важными, самыми значимыми словами.

А еще он очень гордился, что в школу пришли преподавать женщины, которым раньше вообще было запрещено заниматься чем бы то ни было, кроме дома и семьи. Однако, что говорить, тех диких времен сейчас никто уже и не помнит. Вон хоть те юные девушки, что приходили со своими кувшинами к источнику с открытыми лицами и обнаженными по локоть руками. Скажи им, что раньше за это была бы им смерть, они только прыснут со смеху. Не поверят!

…Следующим был урок рисования, и Наджибулла, приобняв свое шумное собрание сколько только могли захватить его длинные руки, повел их к террасе, невысоким столам с простыми скамьями. Там была бумага, перья и кисти, тушь и краска. Самые нетерпеливые мчались вперед, тащили в баночках воду, хватали листы ватмана. Ох, сейчас намалюют пейзажей и натюрмортов, перепачкаются, вспомнят, что было вчера и произошло только что! Но никаких компьютеров, пальцами, чуть ли не носом, в непосредственных ощущениях и немыслимых фантазиях.

– А я тоже буду рисовать, тебя, Омар, и тебя Фатима, на кого же вы похожи? Сейчас подумаю! – загадочно и с хитрецой проговорил учитель, а ребятишки аж взвизгнули от восторга. Они его понимали почти с исчерпывающей интуицией и глубиной, и очень этим гордились. Как, впрочем, и родители этих сорванцов, считавшие, что им невероятно повезло с учителем, со школой, и вообще – в этой жизни. В такой стране посчастливилось родиться, разве это не счастье?!.

Звенели кружки и лязгали столовые приборы, плыл сизый дым от курева, разносились беззлобные перебранки и взрывы хохота. Всё, как и положено в стилизованном под старину припортовом кабачке, где рыбаки отдыхают от своего тяжкого труда. Хохот то и дело вырывался из дюжины глоток парней, собравшихся за самым завидным дубовым столом у камина с живым огнем. Его, как всегда, оккупировала команда черного шкипера Вильяма, здоровенного детины двухметрового роста. Он вечно потешал публику своими невероятными россказнями, откуда только, чертяка, их брал!

– Конечно, самое главное – устойчивость и балансировка, – увлеченно размахивал он руками, – важно суметь оседлать волну, и когда она закругляется, съехать по ней на доске, выскочить, удержаться и взлететь на следующую. Вот в чем главное искусство сёрфингиста! А уж если ты сможешь внутри этого завитка в двадцать пять метров крутануться – всё, ты король!

Новый взрыв хохота был ему ответом, и ведь слова какие выдумает, не говоря о самом действии! Человек, с его тонкой ранимой кожей – и в морскую воду, слыхано ли такое, когда даже крупные морские коровы со своей бронированной шкурой давно ушли на глубину. Ну, горазд врать, шкипер… И кликуху себе придумал шкодную – что за "шкипер", откуда взял?

Рыбаки крутили головой, вытирали слезы, выступившие от смеха, запивали байку темным, крутого градуса элем. В динамике смолкла музыка, кто-то хрюкнул, постучал и невнятным суровым голосом пробурчал: «Пятнадцатая на погружение, готовность – полчаса, причал двадцать пятый». Кому – непонятно, а команда, к которой было обращено приглашение на погружение, мигом снялась с места.

Выходили через экипировочный отсек, туда втянулась разношерстная разбитная толпа, оттуда стройной шеренгой вытекли один за другим в ладных комбинезонах и закрывающих даже лицо шлемах неотличимые друг от друга существа. На причале означенного номера они так же сноровисто ныряли в раструб погрузочного шланга, скатывались в подводную лодку и расходились по своим постам. Последним нырял шкипер Вильям, он один умел неуловимым движением отстегивать лодку от погрузочного шланга, после чего отверстие в лодке задраивалось, а шланг, собравшись гармошкой, взвивался вверх, укладывался на причале до подхода следующего суденышка. Подлодка уходила на глубину.

Да, рыбацкий промысел невероятно изменился за минувший век. Мировой океан был тяжко, неизлечимо болен. Вся его поверхность у берегов была покрыта слоем бурых водорослей, неоднородным, но почти повсеместным. Практически на двадцать метров вода была отравлена этими тварями – ученые так и не пришли к единому мнению, микробы это, растительность или какая-то живность. Экологи орали, что это от загрязнения, а что проку определять, к флоре или фауне принадлежит эта зараза, если вычистить ее на таких необъятных просторах просто невозможно?! Никаких реагентов, никаких мощностей очистных сооружений не хватит.

Треска исчезла совсем, стаи сельди поредели и перетекли на нижние водные этажи, про красную рыбу люди вообще забыли. А между тем водные ресурсы, хоть и стали деликатесным продуктом, людям были просто необходимы. Особенно англичанам.

После того, как мир финансов претерпел необратимые изменения, банки, жиревшие на спекулятивных махинациях, приказали долго жить. Но именно они в прошлом давали гордой Великобритании половину доходов, страна богатела финансовым обслуживанием мировой торговли. И вот всё накрылось, расчеты в Цифре ушли в виртуал, центры управления рассеяны повсеместно, чаще всего – в закрытых сетях глобальных компаний. Доверие утрачено вообще, исчезло из обихода человечества, как понятие.

Что оставалось Великобритании, всю свою историю промышлявшую грабежом то территорий, то бизнесов? Попытаться заработать трудом. Тут англичане и вспомнили, что вообще-то живут на острове, морской продукт очень даже в цене, начали налаживать глубоководную добычу редких и таких соблазнительных деликатесов.

Для промысла строили верткие подлодки на ядерном ходу, с лазерным боем и надежными ловушками. Были установлены строгие квоты на вылов, но когда бы их соблюдали! Островитяне считали, что они – законные хозяева 200-мильной морской зоны у своих берегов. А если случалось забраться подальше и поглубже, так поди поймай их, докажи, что кто-то что-то нарушил. Так и браконьерничали помаленьку, таская с глубины немыслимых тварей, рискуя иногда головой. От осьминога невероятной величины еще надо суметь отбиться, когда он накроет лодку всей своей массой да метнет щупальцем, да размажет о ближайшую скалу! Сколько раз уходили от беды, благодаря невероятному чутью Вильяма, как этот чертяка только опасность распознает. Предпочитали его об этом не спрашивать, но после нескольких удачных стремительных взлетов на поверхность и погружений на глубину все его распоряжения выполняли молниеносно, и капитан Эдгар Клинтон против такого нарушения субординации никогда не возражал, молод еще был. Но и достаточно умен, чтобы понимать свою выгоду от действий такого рядового члена экипажа.