Павел Крапчитов - На 127-й странице

«И чему ты радуешься, подруга?» – сама себе задала вопрос Вера, когда вернулась в свою каюту. – «Все равно тебе придется его убить. Не убьешь ты, убьет кто-то другой».

Так ведь говорил ей брат, самый близкий для нее человек на свете. Она не может спасти Деклера. Она не может отказаться от мести, от того, что ей завещала бабушка, от памяти о своем, никогда невиданном, деде, погибшем за правое дело. От всех этих мыслей Вера разрыдалась, потом взяла себя в руки, достала со дна чемодана стилет и стала выполнять упражнения, показанные ей братом. Взять нож в правую руку и резко выбросить руку вперед, в последний момент сжав кисть так сильно, как это возможно. Вера выполнила сто тычков правой рукой, потом левой. К концу второй серии ее слезы совсем высохли.

Несколько дней после этого происшествия Вера не разговаривала с Деклером, хотя часто ловила на себе его взгляды. Вера инстинктивно старалась не сближаться с Деклером, понимая, что чем больше будет узнавать его, тем сложнее ей будет выполнить задуманное. Ведь с каждой минутой общения Деклер превращался из придуманного ею на основании бумажек и фотографий злодея в живого человека. Но он сам подошел к ней и снова увел Веру. Или правильнее сказать, она его увела. Ведь, в конце концов, они оказались у нее в каюте.

Близость с Деклером была негой и блаженством, в котором Вера словно купалась. Он был трогателен, нежен и ласков. Подушечки его чуть шероховатых пальцев ни на минуту не прекращали свое движение. Вокруг ушка, по шейке, по позвоночнику, снова к шейке, раскрываются ладонью и скользят вниз, поднимаются к бедру и опускаются вниз ее живота. Здесь Веру накрывала волна удовольствия, а пальцы Деклера вновь уходили в путешествие по ее телу, ни разу не повторяя пройденного пути.

Произошедшая близость сделала Деклера для Веры очень близким человеком. Ведь между ними появилось, то, чего у Веры не было до этого ни с кем. Ни с братом, ни с отцом. Противоречие между этим и необходимостью убийства Деклера снова заставили Веру разрыдаться в своей каюте. Вдоволь наплакавшись, она клятвенно дала себе обещание больше не общаться с Деклером, и, как только они прибудут в порт назначения, выполнить задуманное.

Жизнь на корабле продолжалась. Американский священник продолжал свои поиски украденных у капитана часов, а Деклер зачем-то затеял поединок с цирковым силачом. Весть об этом джентльменском поединке по непонятным японским правилам Вера услышала в капитанском салоне. Аллар Менье, цирковой силач здесь не столовался, а Деклера в тот день в салоне не было. Поэтому завсегдатаи капитанского салона просто посплетничали, поудивлялись английской тяге к спорту и дружно решили сходить посмотреть на поединок. Других развлечений на корабле все равно не было.

Утром, выйдя на палубу, Вера оказалась рядом с мисс Одли. Понятно, что журналистка не могла пройти мимо этого события. Они обменялись приветствиями.

Появился Деклер и его воспитанник. Оба были одеты в черные, китайские народные одежды.

Затем появился Аллар Менье в полосатом обтягивающем трико. «Вот уж, гора мышц,» – подумала про него Вера. При появлении Менье многие, находящиеся на палубе, захлопали. Деклер на фоне циркового силача казался весьма худощавым человеком. Вера ничего не понимала в придуманном англичанами спорте, но поединок казался ей явно неравным. Она слышала, что Менье едет в Японию бороться с японскими борцами. Но эти японские борцы будут явно побольше Деклера. Тогда не понятно, зачем Менье нужен этот поединок. Согласие Деклера на поединок, кроме как его неуемными амбициями, Вера не могла объяснить. Она посмотрела, как восторженно смотрит на Деклера, стоящий рядом с ним мальчишка. «Скорее всего, дело в мальчике,» – подумала Вера. Наверное, Деклер хочет что-то этим поединком показать, объяснить своему воспитаннику.

Засуетился, пришедший вместе с Менье, его менеджер, мистер Картер.

– Дамы и господа, прошу разойтись по сторонам. По правилам японской борьбы сумо нам нужен круг на 4 метра. Прошу вас, подвиньтесь.

Люди стали раздвигаться. Менеджер силача шагами отмерил площадку, а матросы канатами выложили ее границы. Получился большой круг, в котором остались одетый во все черное Деклер и полосатая гора мышц Менье.

«Как Давид и Голиаф,» – пришла в голову Веры кощунственная мысль.

Ранним утром, без пяти минут семь, как и мы и договорились с Картером, я вместе с Генрихом вышел на палубу и неприятно удивился. На палубе собралось уже человек двадцать. Среди них было много знакомых лиц. «Да, незаметно «пообщаться» с Менье не получилось,» – подумал я.

Не рассчитывал я на зрителей. Поднимаясь на палубу, я надеялся, что она будет такой же пустынной, как обычно утром. Спешащие по делам матросы и полное отсутствие пассажиров. В моих планах была пара сшибок с Алларом Менье, в которых мы бы попытались изобразить японских борцов сумо, и на этом бы упражнения закончились. Поскольку Картер обещал, что Менье будет бороться в пол силы, то я рассчитывал, что все обойдется без травм. У меня обойдется без травм. Надеяться нанести травму этому бугаю, было бы чрезмерно самонадеянно.

Но все изменили зрители. Были бы мы с Алларом Менье одни на палубе, то это был бы наш мужской междусобойчик. Потолкались бы, потом выпили чего-нибудь за укрепление физкультуры и разошлись бы довольные собой. Я и до этого был не в восторге от этого поединка, а теперь, когда на глазах у десятков пассажиров, среди которых я увидел Терезу и Элизабет, меня будет валять цирковой борец, этот поединок казался глупой и никчемной затеей. Надо было отказаться от него, а Генриху попытаться объяснить свой отказ в стиле «время обнимать, и время уклоняться от объятий». Но уже было поздно. Мы стояли с Менье в круге, который оказался очень маленьким. В таком круге не побегаешь, когда в тебя летит разогнавшийся паровоз.

Менье уже встал в стойку сумо, как я ему раньше, ничего не подозревая, объяснил. Ноги согнуты, корпус наклонен вперед, одна рука упирается локтем в колено, а другая – кулаком в пол. Взгляд Менье был устремлен вперед, на меня. Ого! На него, как видно, тоже подействовали зрители. Его взгляд был очень серьезным, почти злым. Блин! Какие «вполсилы»!? Эта скаковая лошадь не может бежать вполсилы. Она уже почувствовала шум ипподрома. И теперь ее задача прийти к финишу первой, любой ценой. Менье смотрел на меня, ожидая, когда я, в свою очередь, коснусь кулаком палубы, чтобы сорваться и что есть силы врезаться в меня. И самое обидное, в моей голове была только одна мысль «Зачем я во все это вязался?», но назвать ее полезной было бы явным преувеличением. С такими мыслями я опустил свой кулак на палубу.