Алексей Петров - Старая крепость

– Ты хочешь сказать, – нас всего трое здесь? – интересуется Рюдигер.

– Получается, что так, – соглашается Хефнер.

– Прекрасно! – в сердцах бросаю я.

– Да вряд ли русские будут прорываться здесь, – пытается успокоить меня стрелок, – к тому же там, за домом, самоходка стоит, – её починили.

– Откуда сведения?

– С танкистами говорил. Обещали, в случае чего, огоньком прикрыть. Правда, снарядов у них всего четыре, зато к пулемёту, – полный боекомплект!

– И где они сейчас?

– Вроде как, спать легли.

– Отличное прикрытие, – ворчит Рюдигер.

– Ничего: стрельба начнётся, – проснутся, – переставляя свой MG-34 обратно на стол, замечаю я.

– Это точно, – радостно скалится Хефнер.

– Ох, и струсят тогда с перепугу, – мерзко хихикает Рюдигер.

– Ладно, смех – смехом, а звезда – кверху мехом. Втроём бодриться – точно не выспимся. Нужно поделить ночь на смены.

– Какая звезда? – недоумённо интересуется Отто.

Вот ведь морда нерусская, – матерюсь про себя, но вслух отвечаю:

– Долго объяснять. Значит, делимся так: до нулей сторожит Хефнер, до двух – я, до четырёх утра – Рюдигер. Вопросы? Вопросов нет. Бдим на первом этаже, в случае чего, – стреляем, не стесняемся.

Отправив Хефнера вниз, укладываемся на кровати. Мне не спится, а Отто, такое ощущение, потерял сознание сразу, как только коснулся головой подушки. Сначала было нормально, но потом Рюдигер затеял такой храп, что хоть уши затыкай. Промучился до смены, но уснуть так и не смог.

– Во даёт! С лестницы слышно! – восхищённо произнёс Хефнер, поднявшись наверх.

– Ага, удачи заснуть! – буркнул в ответ, – Давай винтовку, пойду дежурить. Всё спокойно?

– Как никогда! – заверил меня стрелок, забираясь на кровать, – Тишина и спокойствие!

Я спустился вниз. На первом этаже царил такой же беспорядок, как и на втором. Выглянул во двор: никого, метрах в двадцати стоит самоходка. Низкая, приземистая, грозная. Танкисты, похоже, и впрямь спят: даже охранения не выставили. Вот вояки! Возвращаюсь в дом. Всё тихо. Обосновавшись в комнатке – близнеце той, в которой сейчас спали мои камрады, я принялся наблюдать за освещаемым неестественным светом ракет фортом.

Прошло минут сорок, мои глаза начали потихоньку слипаться. Встряхивая головой, пытаюсь взбодриться. Взгляд скользит по испещрённой воронками земле. Опа! Здравствуйте! Сон как рукой сняло: замечаю фигуру, бодро двигающуюся в нашу сторону. Судя по характерной форме фуражки, – это явно русский, причём не рядовой. Вскидываю маузер к плечу, упираясь цевьем в подоконник. Фигура в прицеле особо и не прячется, – пригнувшись и прижимая колотящий по бедру планшет, неизвестный командир уверенно перебежал от воронки к дереву. Так мне его не видно, – пусть высунется немножко… Палец замер на спусковом крючке. Сердце бешено колотится, во мне проснулся охотничий инстинкт. Ещё одна перебежка. До русского, – метров пятьдесят. Нужно подпустить поближе, чтобы наверняка. Стоп! Меня будто обжигает изнутри. Это же наш, русский! Какой ещё ваш? – нетерпеливо вопрошает меня внутренний голос, принадлежащий явно Максу Ланге, – давай, стреляй! Так, стоять! Я, – вообще-то, тоже русский! Или ты забыл? С трудом, но запихиваю своего внутреннего немца в глубину подсознания. Нельзя мне стрелять! Попробуем по-другому.

Неизвестный, тем временем, приближается. До него уже метров пятнадцать. Так, залёг в воронке. Ещё чуть-чуть – и можно брать. Руки вспотели. Отставив винтовку, вытираю их об штаны. Вот, вылезает! Но что это? Русский встал на край воронки и поднял руки, зажав в каждой по белой тряпке. Он что, – сдаётся? Видя, что никакой реакции его появление не произвело, начинает медленно двигаться к моему дому, помахивая своими портянками. Пора! Вполголоса, чтобы не услышали камрады сверху, командую:

– Halt!

Потенциальный пленный сразу останавливается, испуганно пялясь в темноту, и начинает частить, мешая русские и немецкие слова:

– Сдаюсь! Капут! Не стреляйте! Капитулирен!

Распрямляюсь в окне, чтобы тот меня увидел. Внимательно оглядываю пространство за русским: вроде бы, никого. Так, сдающийся, наконец, меня заметил. Держа винтовку одной рукой, делаю приглашающий жест второй:

– Komm!

Перебежчик кивает: мол, понял, и торопливо семенит к дому, беспрестанно повторяя, что сдаётся. Жалкое зрелище, честно говоря. Встречаю его в дверях, стволом указывая на комнату:

– Komm!

Пропускаю сгорбленную фигуру пленного мимо себя, настороженно прислушиваясь, – не слышат ли мои камрады наверху? Нет, всё тихо. Толкаю стволом в спину, – иди уже, предатель хренов! Русский, вздрогнув, послушно делает несколько шагов вперёд.

Блондин, худощавый, но не измождённый. Судя по внешнему виду, голод и лишения его не коснулись. Так, звёзды на рукавах, три кубика в петлицах… Политрук? Да он отважный парень! Сдаться в таком виде, – это гарантированно подписать себе смертный приговор! Не успел я об этом подумать, как политрук начал «колоться»: добровольно и безо всякого принуждения:

– Я – комиссар Восточного форта! Имею важные сведения об обороне! Отведите меня к своему командованию! Я всё знаю, всё расскажу!

Вот так фрукт! Толкаю его к стене, чтобы тот упёрся в неё руками:

– Schweigen, kommissar!

Тот послушно замолкает. Обыскиваю. Первым делом, достаю из кобуры пистолет. Что там у нас? Ага… Тульский Токарев, он же ТТ. Сегодня один, извини: очень быстро разбирают. Фу ты! Подсознание, – что ты делаешь? Прекрати! Вот сейчас вообще не к месту! Снимаю планшет.

– Там очень важные документы! – дёргается политрук, пытаясь повернуть голову ко мне, – Их нужно непременно доставить вашему командованию! Там план форта и расположение всех помещений!

– Молчать! – не выдерживая, перехожу я на русский.

– О! Так Вы понимаете по-русски?! – обрадовано восклицает перебежчик.

– Немного, – бурчу в ответ, проклиная себя за несдержанность.

Из нагрудного кармана достаю удостоверение личности и партийный билет. Ну, и кто же ты такой, ясный сокол? Чёрт, видно плохо. Лампу бы сюда…

– Политрук Скрипник, Степан Сергеевич! Заместитель командира 3-й пулемётной роты 333-го стрелкового полка по политчасти! – видя, что я вожу носом по его документам, радостно отрекомендовался блондинчик.

Вот бы преступники так кололись на допросах, как ты тут поёшь! – с неприязнью подумал я. А вот фамилия мне твоя знакома… Да, я слышал её, – похоже, это действительно комиссар Восточного форта. Но, насколько я знаю из официальной истории, – он же в форту и застрелился, чтобы не попасть в плен? Хм, похоже, слухи о его смерти оказались всего лишь слухами. Вот, товарищ Скрипник собственной персоной стоит передо мной: живее всех живых. Грохнуть, что ли, его? Исключительно для исторической достоверности, конечно. Ладно, – пусть живёт пока. Не буду руки пачкать.