Иван Оченков - Мекленбургская принцесса [litres]

– Было такое, – вздохнул дьяк и показал на фон Гершова. – Кабы вот не господин стольник, до сего времени в железах сидел бы. А вы здесь какими судьбами?

– Да так, на богомолье, – с кривой усмешкой вмешался Михальский.

Никита сначала недовольно зыркнул на приятеля, но потом, видимо, что-то сообразил и подтвердил:

– Ага, святым Зосиме и Саватию помолиться приехали!

– Что же – дело богоугодное! К тому же с нами митрополит Филарет прибыл, будет кому молебен отслужить.

– Он-то откуда взялся?

– Вестимо откуда, из польского плена! Я, правда, сии дела не больно хорошо ведаю, ты лучше Кароля расспроси.

– А чего тут спрашивать? – скрипнул зубами Вельяминов. – И так понятно, кто теперь патриархом станет. Шутка ли, царицу уговорил приехать.

– Это было ее решение, – покачал головой фон Гершов.

– Да кому это теперь интересно! – махнул рукой окольничий и тронул коня.

Остальные последовали за ним, и только Михальский, сделав вид, что замешкался, бросил на фон Гершова и Рюмина быстрый взгляд.

– А Никита, кажется, совсем не весел? – спросил у бывшего посла Кароль.

– Так не бывать ему теперь царским свояком, вот и злобится, – вполголоса отвечал тот.

– Но он, кажется, совсем не хотел такого?

– Ну, так мужик неглупый, хоть с виду и медведь-медведем. Понимает, что нечего в калашный ряд со свиным рылом соваться… Да только ум – умом, а в глубине души боярскую шапку, поди, не раз уже примерял!

– А я полагал, что он против.

– Чтобы Алена в полюбовницы пошла? Знамо дело – против, что он – сестре или чести фамильной – враг! А кабы Иван Федорович чин чином посватался, так разве хоть слово поперек бы сказал? Ладно, молчи, а то Никита и так волком смотрит, того и гляди в рыло кому-нибудь заедет от широты души и веселого характера. Да не вылупляй глаза, сам, поди, знаешь, что у нас на Руси от мордобоя и шпага не спасет!

Рюмин ошибался. Никита переживал вовсе не из-за потерянной возможности породниться с царем. Ему было жаль сестру, и он не представлял, что с ней будет, когда она узнает о приезде Катарины Шведской в Москву. «Еще в монастырь уйдет, – с тоской размышлял он. – Совсем один останусь!» А ведь в последнее время было все так хорошо. Жили они мирно и ладно. Алена почти остепенилась и не сбегала из братнего терема погулять по московским улицам, как простая горожанка. Да и принятая в семье сиротка – Марта – дочка покойной Лизки Лямкиной, совсем уж попривыкла к ней и даже звала матушкой. И как теперь возвращаться с такими-то вестями?

Между тем в обозе герцогини царила страшная суета. Приближенным Катарины Шведской пришлось быстро оставлять только что занятые места в экипажах, с тем, дабы иметь возможность представиться своему государю. Возможности переодеться из дорожного платья в парадное, к сожалению, ни у кого не было, но все же ударить в грязь лицом никому не хотелось, а потому между соискателями щедро оплачиваемой службы, выгодных подрядов и удачных браков заполошно бегали слуги, тщетно пытаясь придать своим господам хоть малую толику необходимого великолепия.

Для коронованных супругов установили два больших кресла, вокруг которых стояла стража, пускавшая по очереди всех соискателей счастья. Представлял их присутствующий тут же барон фон Гершов, а герцогиня при необходимости давала своему царственному мужу необходимые пояснения. Тот, впрочем, казалось, почти не обращал внимания на новоприбывших, будучи занят своими детьми. Принц стоял рядом и с жаром что-то рассказывал, а маленькая Евгения сидела на коленях и заливисто смеялась, когда отец щекотал ее.

– Иероним Фридрих фон Радлов! – представил Кароль очередного молодого человека.

– Часом, не камергера ли герцогини Софии сынок? – осведомился ничего не упускавший царь и снова принялся тормошить смеющуюся принцессу.

– Племянник, – пояснила герцогиня, покровительственно кивнув тушующемуся молодому человеку. – Кстати, весьма многообещающий юноша. Весьма успешно окончил Ростокский университет, а теперь ищет вашего покровительства, для того, чтобы про-явить себя на службе.

– Была бы шея, – усмехнулся муж, – а хомут найдется. Будет ему служба!

– Кроме того, его младшая сестра служит у меня фрейлиной. Как и несколько других девиц знатных мекленбургских родов.

– Что, замуж без приданого не берут? Ладно, за этим дело не станет, пристроим. Да хоть на моих рындах, вы только полюбуйтесь на них – жеребцы стоялые!

– Фу, Иоганн Альбрехт, как вам не совестно говорить такие вещи при детях!

– Ты посмотри, какая у тебя кукла знатная, – продолжал играть с дочерью отец, не обращая внимания на упреки жены. – У нас таких не делают.

– Это мне сестрица подарила, – важно ответила принцесса.

– Какая еще сестрица?

– Как какая? – удивленно воскликнул Карл Густав. – Конечно же, Мария Агнесса!

– Ах да, – припомнил царь, и на лицо его набежала легкая тень.

– Да, отец, она такая замечательная, умная, смелая и красивая! Она убежала от разбойников, сражалась с пиратами…

– Чего делала? – прервал излияния сына донельзя удивленный отец.

– Не удивляйтесь, ваше величество, – скупо улыбнулась герцогиня, – ваша старшая дочь, несмотря на юный возраст, весьма одаренная девочка. К тому же обладающая феноменальной способностью всегда находиться в самой гуще событий!

– А как там…

– Вы, вероятно, хотели спросить, как там фройляйн Рашке? – голос Катарины можно было мазать на хлеб вместо меда. – Впрочем, теперь ее правильнее называть – фрау фон Гершов и, кажется, она счастлива!

– Очень рад за нее, – буркнул в ответ Иван Федорович и выразительно посмотрел на Кароля, дескать, чего я еще не знаю?

– Ну, вы ведь простили моего брата, – немного смущенно пожал плечами тот.

– Ё… жики курносые! – только и смог сказать царь, перейдя на русский.

По лицу его было видно, что возникло множество вопросов, требовавших немедленного ответа, но сразу же поговорить с приближенными не получилось. К нему уже шел Филарет. Сняв с колен дочку, государь поднялся и сделал несколько шагов митрополиту навстречу. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, как будто примеряясь, куда ловчее ударить.

– Благослови, владыко! – нарушил молчание Иван Федорович.

– Бог благословит, – кротко ответил Романов, широко перекрестив всех присутствующих.

– Я полагал, ты с прочими пленными вернешься.

– Слышал я о том, что ты – царь православный, на всех переговорах требовал освобождения полоненных, – прогудел в ответ Филарет. – Зачтется сие добросердечие тебе на суде Божьем!

– На все Его воля, – отвечал ему государь, не переставая пристально смотреть на митрополита.

Тот понял невысказанный вопрос и, улыбнувшись в бороду, продолжил: