Владимир Сумин - Байки из Мавзолея. Проза XXI века

– Торжественно… – заскулил пионер.

– Хоть бы до осени продержался, – вздохнула мать.

– А что осенью?

– Отец из тюрьмы вернется. Он хоть ремнем его наставит.

– Ты бы сама, Надька, вела себя посдержаннее, – посоветовала Тамара Ивановна, – и парень бы лучше был.

– Да я!..

– Ладно, ладно!

Мальцу повязали наконец галстук и показали, как отдавать рукой салют.

– Тамара Ивановна, а давайте-ка к нашему столу, – пригласил я председателя.

– Правильно, – пробасил пионер, – это дело надо обмыть.

– Кыш, козявка! – грозно прикрикнул Волоха. – Правда, Тамара Ивановна…

– Да я что… Гости дома ждут, – неуверенно произнесла председатель. – Я только ради них.

Она показала на мать и сына.

– Надо уважить! – поддержала мужиков Надька, боком двигаясь к столу.

Витюха быстро разлил бутылку.

– За него! – произнес он, поднимая стакан.

– За себя надо! – сказала Надька. – Ему – что?

– Давайте за всех! – предложил я.

– Будем! – подытожила Тамара Ивановна и, запрокинув голову, неспешно освободила стакан.

Ни один мускул на ее лице не дрогнул, выражая неприязнь к алкоголю. Она не стала закусывать, чуть облизнула языком губы.

– Все! Мы пойдем!

Она уверенно зашагала к калитке. За ней потянулись Надька. Сразу после них притащился Егорыч. С неизменной противогазной сумкой на боку.

– Молодцы! – одобрил он. – Ладно сделали. Главное – на своем месте.

– Почему на своем? – поинтересовался я, ожидая услышать от краеведа забавную историю, и не прогадал.

– Так ведь тут оно и случилось, – буднично сообщил Егорыч, оглядываясь по сторонам.

– Не бзди! – успокоили его Трясучкины. – Мы – могила!

– Он здесь был, – бесцветным голосом произнес Егорыч.

– Как же он здесь оказался? – проявил я недоверие.

– Ты про Разлив слышал?

– Как же!

– Это оно и есть.

– Ой ли?

– Точно, – подтвердил Волоха, – тут весной так разливается…

– А летом – мы разливаем! – хохотнул Трясучкин-младший. – Под ветлой на бугорке.

– Что же он здесь делал? – не стал противиться я натиску аборигенов.

– Ты про ГОЭЛРО знаешь? – продолжил Егорыч.

– … Плюс электрификация всей страны?..

– Вот! Здесь оно и родилось!

– Ты не прав. ГОЭЛРО появилось, потому что без электричества коммунизм не построишь.

– Почему?

– Коммунизм – это светлое будущее человечества.

– Ну?

– Светлое! А без электричества что? Днем – коммунизм, а ночью – опять первобытнообщинный строй?

– Ишь ты! – неодобрительно сморщился Егорыч. – Бойкий! А к ГОЭЛРО тут он подобрался. С утра.

– Что же послужило толчком к озарению?

– А то! Ночью пошел в сортир. Поскользнулся и упал.

– Очнулся – гипс?

– Не ерничай! – осадил меня краевед. – Он когда в избу вернулся, у него в кровати девка лежала. Наша, деревенская. Дитя от вождя захотела. Всю ночь кувыркались, а утром она ушмыгнула. Он ее даже не разглядел.

Спрашивал – и никто не признался. А был бы свет!.. Вот тогда он про электричество и придумал.

– Запал, стало быть, на нее? – вмешался Волоха.

– Запал.

– Егорыч, – сказал я, – что же вы здесь для вождя мирового пролетариата бордель устроили?

– Добровольно она. И без денег.

– А она-то хоть кто была?

– Кто, кто? Хер в пальто! – он бросил взгляд на памятник и тихо, неразличимо произнес:

– Бабка это была моя.

– Что?

– Родная бабка.

– Так выходит?..

– И выходит. И входит… если умеешь! – неожиданно осерчал ветеран.

– А ты, случаем, не перегнул?

– У меня доказательства есть!

– Где?

– А вот!

Он расстегнул свою знаменитую сумку и извлек из нее маленький бесформенный комок. В сумке стеклянно звякнуло. Братья Трясучкины подались на знакомый звук.

– Нет ничего для вас! – отмахнулся он.

Он быстро запахнул сумку. Но я разглядел. Я успел разглядеть. В сумке лежали пустые бутылки. Краевед собирал освобожденную тару.

– Что это? – показал я на предмет в его руке.

– Доказательство. Каблук с его ботинка. Он когда поскользнулся, каблук отлетел.

– Так вот ты чей внучек! – дружно загоготали Трясучкины. – А говорили от Чингисхана.

– Да я вас!..

– Спокойно, мужики! – урезонил я их. – Лучше выпьем.

– Это намного лучше! – подтвердили братья.

Мы повернулись к столу.

– Стоп! Куда ж водка делась? – удивился Волоха. – Бутылка ж целая стояла!

– Да вот она! – сипловатым голосом отозвался пионер, вылезая из-под стола.

– Кто ж ее уполовинил?

– Пролилась маленько, когда падала. Еле успел подхватить.

Пионер отвел в сторону блудливые глаза и зачем-то стал протирать бутылку рукавом.

– Ах, сучок! А ну – кыш отсюда!

Волоха хлопнул в ладоши, как отгоняют кур и кошек, и пострел стремительно перемахнул через забор.

Мы не успели воспользоваться плодами победы. Перед нами возникли два грозных, сверкающих глазами, старца. Они вибрировали то ли от возраста, то ли от негодования.

– Что творишь? – вопросили они.

– А что? – удивился я.

– Кощунство и святотатство!

– В чем суть обвинений?

– А куда он по-твоему показывает?

Я хотел коротко объяснить – куда. И послать их по тому направлению. Но уважил возраст и заслуги.

– Там – восток. Встает солнце, и начинается день. Это как символ новой жизни. Светлое будущее людей.

– И это наше будущее?

Тут я заметил свой промах. Впереди, по направлению вытянутой руки вождя высился трехэтажный кирпичный коттедж нашего соседа Аркадия. Сам Аркадий чем-то удачно торговал. И дом его вряд ли действительно мог являться олицетворением нашего будущего.

– Ты лучше оглянись по сторонам, – посоветовали ветераны.

Я внял их просьбе. Повернулся по движению солнца и внимательно огляделся по сторонам.

Вокруг меня была обычная летняя картина. На своих шести сотках копался разномастный дачный люд. В драных тренировочных и коротких футболках, не отличаясь заметно по возрасту и полу. Задами вверх окучивали он свои грядки. Это могли быть рабочие, которые остались без обещанных когда-то заводов и фабрик. Или крестьяне, которым недодали земли.

Еще я подумал о женщине-председателе, приобретшей мужские признаки. Мужиках, перерабатывающих собственными органами спирт на фекалии. Жуликоватом пьянице-пионере. Пенсионере, мнящем себя потомком вождей и собирающем пустые бутылки. О старцах-маразматиках всю жизнь, как шарманка, играющих одну мелодию.

Я перевел взгляд на вождя.

Легкий ветерок пробежал по листьям яблони, и дырчатые тени от них задвигались по памятнику, оживляя лицо.

– Как же это все произошло? – спросил я.

– Что, батенька? – ответил он мне вопросом на вопрос.

– Ведь мы шли прямо?

– Прямо!

– След в след?

– Верно.

– По заветам и наказам?

– Правильно, батенька. Так в чем вопрос?