Владимир Сумин - Байки из Мавзолея. Проза XXI века

– Медведь! – остановил он разгоряченного Ивана, упираясь ему коленками в грудь. – Подожди! Я сама.

– А что? – похрипел Иван, ослабляя хватку.

– Давай, Ванюша, поиграем в прятки.

– Чо?

– В непростые прятки, голенькими.

– Как это? – Ваня приподнялся с будущего социал-демократа.

– Кто победит, тому проигравший исполнит любое желание.

– Согласен, – сообщил Иван, полностью освобождая Владимира Ильича.

– Ну, вот, – сказал Владимир Ильич, вставая и отряхиваясь. – Ты водишь первым.

– Чо это?

– Раздевайся, закрывай глаза и считай до ста.

– А потом чо?

– Потом ищи. Видишь, я готовлюсь! – Владимир Ильич кокетливо приподнял край сарафана, предварительно отступив в сторону. – Прячусь!

Он забежал за стог сена и помахал оттуда сброшенным сарафаном.

– Шерше ля фам!

– Чо?

– Считай, Ваня, считай!

– Раз! Два! Три! – быстро повел счет Иван.

Владимир Ильич вовсе не был уверен, что тот умеет считать до больших величин. И не стал мешкать. Сарафан он закинул на верх копны, а сам опрометью бросился домой.

Там он мгновенно переоделся в свое и с большом биноклем зашел в гостиную.

– Мама, – сказал он, предлагая бинокль, – какая смешная картина: голый человек на гумне.

Мария Александровна взяла бинокль и смотрела в него долго и внимательно.

– Ильюша, – позвала она мужа, – а не совершить ли нам вечернюю прогулку?

– Машенька, я уже ложусь спать, – стал было отнекиваться муж.

– Ильюша, моцион перед сном очень полезен, – твердым голосом отрекомендовала Мария Александровна.

– Хорошо, хорошо! Иду!

– Можно я с вами? – попросил Владимир Ильич, побоявшись, что в темноте родители не найдут нужное.

– Пожалуй… – заколебалась Мария Александровна.

– Ну, ма! – заныл сын. – Это ведь я заметил.

– Ладно!

Подсвечивая себе керосиновой лампой, они втроем отправились на гумно. Ванятку они уже там не застали. Обошли вокруг два раза.

– Зря ты, Мария, паниковала, – сказал Илья Николаевич.

– А это что? – притворно удивился будущий вождь пролетариата, показывая на девичий сарафан в стоге сена.

– Анна! – охнула Мария Александровна.

– Маняша, – обнял ее за плечо муж, – она дома!

– Пошли домой! – скомандовала Мария Александровна.

За всю обратную дорогу она не проронила ни слова.

– Где ты была, Анюта? – притворно ласково спросила она у дочери.

– В саду. Я слушала соловья.

– Мы его даже видели, – начал было Илья Николаевич, и осекся под внимательным взглядом жены. – Гм…

– И как он тебе? – сладким голосом продолжала Мария Александровна.

– Ах, мама, он выводил такие заливистые трели.

– А где твой розовый сарафан, дочурка?

– Не знаю, – растерялась Анна, порывшись в вещах. – Наверно я отдала его стирать нашей горничной.

– Ладно. Иди спать, – пристально всматриваясь в дочь, сказала Мария Александровна.

В комнате родителей долго не гас свет. Утром Илья Николаевич объявил, что вместе с Анной возвращается в Симбирск.

– Зачем? – удивилась дочь.

– Будешь готовиться к поступлению в институт.

– Но экзамены сдавать только на следующий год.

– Чем раньше начнешь готовиться, тем больше будешь знать. И вернее поступишь.

Анна хотела возразить, но он перебил ее:

– Я двадцать лет работаю в системе народного образования и знаю, как лучше.

В тот же день Мария Александровна о чем-то долго беседовала с сельским старостой. С тех пор Ванятку больше никто не видел. Говорили, что его забрали в армию, во внеплановый призыв. И дальнейшая судьба его неизвестна.

Вот с тех пор Владимир Ильич и перестал доверять крестьянам. И во всех революционных делах отдавал приоритет пролетариату.

Владимир Ильич слыл в революционной среде атеистом. Но мало кто знает, что веру в Бога он утратил еще в детстве. Родители Владимира Ильича были людьми набожными. Они постоянно говорили детям о Боге, бессмертии души и о необходимости вести себя при жизни так, чтобы душа потом попала в райские кущи, а не жарилась бы вечно в аду на сковородке. Дети слушали и внимали.

Однажды Мария Александровна заметила, что маленький Вова забрался за шкаф и чем-то увлеченно там занимается. И при этом азартно пыхтит и сопит. Когда мама заглянула, то увидела, что сынок, кряхтя и тужась, отрывает голову подаренной ему в день рождения лошадки.

– Что ты делаешь, Вова? – спросила его мама.

– Хочу узнать, где у лошадки душа.

– Вова, она же не настоящая. Это игрушка.

– А с настоящей мне не справиться, – огорчился будущий вождь рабочих, но ненадолго.

– Мама, мама! – вбежала как-то в комнату младшая дочь Ольга. – Вовка на улице лягушку режет!

Мама выскочила за дверь и увидела, что Володя действительно на деревянной доске большим кухонным ножом разделывает земноводное.

– Ты что делаешь? – воскликнула Мария Александровна.

– Я проверял, – объяснил мальчуган, втыкая нож в землю. – Нет никакой души! А значит, нет и Бога!

Он сорвал с шеи серебряный крестик и швырнул в траву.

– Не хочешь носить крестик – не носи, – сухо заметила мама. – Но выбрасывать его совершенно необязательно. Он все-таки денег стоит.

И Мария Александровна подняла крестик с земли.

Как-то все семейство Ульяновых гостило у маминой сестры – тети Ани. И кто-то из детишек нечаянно разбил графин. Сколько ни пытались взрослые выяснить, кто это сделал, так никто и не признался. И вот спустя несколько дней, уже у себя дома, вечером, перед сном Володя неожиданно спросил:

– Мама, а говорить правду – это хороший поступок?

– Да, сынок.

– А за хороший поступок человека награждают?

– Непременно.

– Мама, а я могу рассчитывать на баночку леденцов «Ландрин»?

– За что, Вова?

– За правду. Графин у тети Ани разбил я. Нечаянно.

– Хорошо, сынок, спи. Теперь у тебя будет легко на душе.

– А как же награда?

– Я подумаю. Спите, дети…

Мама погасила свечи и вышла из комнаты. А на Владимира Ильича накинулась его младшая сестра Ольга.

– Какой же ты, Вовка, пройдоха!

– Ты о чем? – удивился тот.

– Это надо ж: и графин кокнул, и еще подарок за это требует!

Принято считать, что первым революционером в семействе Ульяновых был старший сын Саша. Он якобы участвовал в заговоре против царя. Якобы его поймали и разоблачили. А затем – казнили. То, что казнили – это факт. В нем никто не сомневается. Его никто не оспаривает. А вот в остальном – позвольте не поверить.

Представьте себе: сопливый мальчишка, из глуши, из глубокой провинции, жизни еще не видел и не знал, сын добропорядочных родителей, к тому же педагогов, и вдруг – ни много – ни мало! – участие в заговоре, покушение на царя. И какого царя! Огромной страны! У него титулов – как песка на пляже. Где он? Где царь? Откуда такие чувства? Да он царя-то он мог только на картинках видеть. А уж судить о нем…