Сергей Юрчик - Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование

И далее: «И куда спешил ты, проклятый? Что жгло тебя и кололо – в двадцать месяцев? Ведь эти четверть миллиона могли остаться жить. … Крестьянские ребята сколько б тебе наработали! Сколько б раз ты ещё в атаку их поднял – за Родину, за Сталина!» (Там же. См. примеч. 43.)

Драгоценнейший ресурс – человеческий труд – был потрачен зря. Ни в военных, ни в народнохозяйственных целях канал практически не использовался, глубина не позволяла. Всё наспех, всё недоделано. Везде вместо металла дерево, вместо бетона земля. Ещё до сдачи канала в эксплуатацию появился проект его реконструкции, который так никогда и не был реализован в полном объёме. Многие с тех пор задавались вопросом – для чего же всё было? Казалось бы, уж если браться, так всерьёз, или не браться вообще. (Лучше бы не браться. Серьёзное исполнение этой затеи влетело бы в такую копеечку, и обошлось бы в такое количество жизней, что и подумать страшно.)

Среди знаменитых сталинских каналов есть один незаслуженно забытый писателями и поэтами. Это так называемый Днепро-Бугский, соединяющий бассейн Днепра и Припяти с бассейном Буга и Вислы. Моя малая родина, затерянный среди лесов и болот городок Пинск, «столица» белорусского Полесья, стал в начале сороковых годов главной базой нацеленной на запад грозной боевой флотилии. Ну что мог понимать белорусский мальчик, плывя на моторной лодке по узкой, прямой как струна канаве, прорытой (опять же, усилиями зэков) строго с востока на запад? А ведь в этих унылых местах лежал ключ от германской столицы. День памяти славной Днепровской флотилии в советские времена каждое лето помпезно отмечали в Пинске. Сейчас мне вспоминается речной бронекатер номер 92, застывший на постаменте на набережной Припяти, с орудийной башней танка Т-34 на баке и четырьмя крупнокалиберными пулемётами в рубке. Помню рассказы о славном десанте днепровских моряков летом 1944 г. при освобождении Пинска, и братскую могилу десантников с Вечным огнём в прибрежном парке. Всё это в далёком детстве было так значительно и так романтично, как и невероятное, для провинциального белорусского городка, скопление военных моряков – здесь со времён Днепровской флотилии размещались две военно-морских «учебки». Но всё это было нашим, местным, до боли родным, но маленьким, и в других местах об этом ничего не знали. И только суворовский «Ледокол» открыл глаза на всё это как на часть гигантского сталинского «дранг нах Вест» образца 1941г., лишь частично повторённого в 1944—45, когда днепровские бронекатера через Припять, Буг, Вислу и Одер всё же вошли в берлинскую Шпрее, высаживая десанты, поддерживая огнём наступающую по набережным пехоту!

Во времена более поздние мы также не стремились экономить на наших наступательных планах. Уже в самый канун войны был запущен в серию «самолёт-агрессор», «самолёт чистого неба», «воздушный шакал» Су-2. Знаменитый Иванов. Его также награждают эпитетами «простой» (в производстве, в пилотировании) и «дешёвый» (в производстве). Как сказать. Одних пулемётов ШКАС на «дешёвом» самолёте было 5 штук, а сколько стоил пулемёт ШКАС, я повторять не буду. Су-2, к счастью, не успели наклепать в запланированных количествах (некоторые утверждают – 100 000!), остановившись на цифре 877 штук. (См. примеч. 44.) Тоже немало, да и разработка обошлась недёшево, если учесть, что в конкурсе на лучшую модель участвовали все авиационные КБ и конструкторские группы страны советов.

Ничего и никого не жалел товарищ Сталин ради мировой революции. Щедро тратил народные денежки на организацию и оснащение великого освободительного похода. Не забыл и о том, что великое дело должно быть соответствующим образом эстетически оформлено, а посему напоследок решил отгрохать культовый центр будущего российско-европейского (а может и всемирного) Союза Советских Социалистических Республик – Дворец Советов. Это уже был фараонизм в чистом виде, с той разницей, что Хеопс оплачивал постройку пирамиды из личных средств, даже дочерей отправил в дом терпимости деньги зарабатывать… Размахнулись с истинно купеческой широтой. Для начала снесли к чёртовой матери храм Христа-спасителя и пару кварталов жилых домов (это в Москве, в разгар жилищного кризиса, среди уплотнений, коммуналок!). Дальше – больше. Лучшие специалисты и мастера. Лучшая техника. Лучшая арматурная и каркасная сталь, лучший цемент, лучшие сорта гранита и мрамора, лучшие сорта дерева, уральские самоцветы, драгоценный фарфор, хрусталь и бронза, бархат и золотая парча… Того количества железобетона, что пошло на гигантский фундамент (только его и успели заложить до прекращения строительства ввиду начала войны), хватило бы на постройку двух-трёх укрепрайонов «Линии Сталина». Кстати, насчёт «Линии Сталина». Советское руководство не то колебалось в выборе военной стратегии, не то пыталось усидеть меж двух стульев, не то решило лишний раз перестраховаться, но в начале тридцатых годов страна приступила к постройке гигантской оборонительной системы из тринадцати укрепрайонов протяжённостью от Балтики до Чёрного моря. В 1938 г. было принято решение усилить все укрепрайоны тяжёлыми артиллерийскими капонирами и приступить к возведению ещё восьми укрепрайонов, предельно уплотняющих оборону. То, что укрепления строились именно для обороны, а не для прикрытия стратегического развёртывания перед наступлением, подтверждается их расположением в глубине территории (на расстоянии от 20 до 150 км от старой границы), и большой глубиной самих укрепрайонов (от 30 до 50 км.). Каких всё это потребовало расходов, сколько сил и средств было затрачено, думаю, пояснений не требует. Здесь речь о целесообразности этих затрат. Казалось бы, одно из двух. Уж если решили наступать, так производите свои лёгкие танки, на которых вы буквально помешались, а если решили встать в оборону – ройте противотанковые рвы, ставьте бетонные надолбы, стройте и оснащайте долговременные огневые точки. Делать и то и другое слишком накладно, особенно если учесть, что часть построенного пришлось потом уничтожать, чтобы расчистить пути к наступлению, тем не менее, колебания советского руководства обрели материальное воплощение и легли гигантским дополнительным бременем на плечи и без того ограбленного народа.

Но можно было не только сэкономить. Можно было больше заработать – за счёт оптимизации экспорта. Дело в том, что валюты было нужно много и сразу. Это диктовала избранная советским руководством тупо-агрессивная военная доктрина. А «сразу» всегда вступает в противоречие с «много». Вот, скажем, взять пресловутую продажу музейных ценностей. Рынок антиквариата и без того крайне чувствителен и непредсказуем, а уж выброс такого его количества неизбежно вёл к обвальному падению цен. (Господин Бушков, автор трёх романов об антикварной торговле, подтвердит.) Не будем здесь рассматривать культурно-исторический аспект проблемы. Я далёк от интеллигентских стенаний по поводу якобы преступной распродажи культурного наследия. Бывают ситуации, когда приходится жертвовать накопленным народным достоянием, тем более, что накоплено оно было аристократами за счёт беспощадной эксплуатации того же народа. С моей точки зрения человеческие жизни дороже побрякушек и раскрашенных холстов. Поэтому рассмотрим только, так сказать, меркантильно-коммерческую сторону дела. За каждый проданный предмет можно было выручить гораздо больше, если бы не торопили планы покорения Европы. Принятие оборонительной военной доктрины способствовало бы осторожной, а значит более рациональной торговле антиквариатом, и даже, может быть, сделало бы её ненужной.