Владимир Мамута - Легенда о крыльях. Повесть

– Ну да… Шла, шла, пирожок нашла… По чистому полю с анютиными глазками, через синие реки с берёзовыми мосточками, под голубыми небесами с весёлыми ласточками, и – повстречалась. На земляничной полянке, надо полагать, – прокомментировал я начало легенды, изложенное Николаем, – точно, да… как в сказке.

Конечно, Николай услышал иронию в моих словах.

– Про берёзовые мосточки – поэтично, у вас талант… Да я понимаю, о чём вы, – проговорил он, задумчиво разглядывая своё отражение в лужице, растёкшейся по асфальту под нашими ногами, – то есть, о чём – это я формально понимаю, а как это в реальности – даже и представить себе не могу. В том смысле, что вот так – взять, выйти в чисто поле с котомкой за плечами, и куда-то идти не знамо куда от догоняющей тебя линии… Фронта, между прочем. Я ведь предполагаю, по какой дороге она ушла. Там и сейчас просто пыльный просёлок. Асфальт, потом уже, по другой дороге проложили, а раньше в райцентр там ходили… Шура, конечно, в райцентр пошла. Всё-таки железная дорога, власть какая-то… Только это сорок километров, между прочим. Пусть даже летом… Сколько может унести двадцатилетняя девочка в котомке за плечами? При том, что, наверное по большей части босиком шла, чтобы какие-нибудь единственные башмаки не разбить… Мы вот с ребятами, в благословенном студенчестве… в походы на выходные ходили, а на самом деле – водки попить и побезобразничать. Пешком – от трамвая до электрички, ну и от электрички километров десять. В глушь, так сказать. Ну, пусть на три дня ходили. Так у пацанов рюкзаки были килограммов на двадцать, у девчонок на десять… Хорошо, минус водка… Всё равно. А ежели – незнамо куда ? Если сказать, что люди другие были – так это ни о чём…

– Ни о чём? Наверное, и ни о чём, если в анатомическом смысле. Только я тут вашего Платона вспомнил, как он человека определял…

– Это вы про «Тимея», что ли? Про голову ? – неожиданно нервно отреагировал на моё замечание новоиспечённый земляк, как если бы я его ни с того ни с сего ущипнул за ляжку, – ну, он же это не в анатомическом смысле, он же идеалист скорее… У него как. Наверху – Ум – Творец, от Ума происходит мировая душа, и соответственно мировое тело, в совокупности космос, от них – человеческие душа и тело, в совокупности человек. А ниже уже мухи и камни. То есть, сначала идея, а от неё – материя… Древность эдакая, давно раскритикованная и истлевшая в пыль. Всё тихо и спокойно, живи себе, да потребляй с удовольствием здесь и сейчас… А тут неудобство – астроном этот озабоченный, с этим своим «Фронтирс» … Вот вам и древность, получите и распишитесь.

– Именно. Тогда получается, что всё-таки – другие. Они – другие. Или, правильнее сказать, что мы – другие, потому что они ближе к началу, а мы… мы к концу.

– Это я вас своим пессимизмом заразил, – сказал Николай, на этот раз примирительно и даже с виноватой улыбкой, – что-то прохладно стало. Мурашки даже какие-то… Может, коньячку немножко, ежели этот… транспарентный оставил?

– Невзлюбили строителя башни? – спросил я, открывая дверь в кафе и пропуская Николая вперёд.

– Да ну его, – он решительно направился к нашему столу мимо всё так же вяло движущегося, правда теперь уже под какую-то бодрую попсу, хоровода, – вот он точно – другой.

– В том смысле, что… ещё ближе к концу?

– Точно ближе.

– А это «точно» – не зависть? Вам-то не хочется быть ближе к концу?

Он усмехнулся.

Атмосфера за столом не изменилась. Стайки по интересам функционировали в прежнем режиме, милая Людочка что-то нашёптывала на ушко в конец осовевшему юбиляру… Правда, провинившийся Физик со своей синеглазой брюнеткой куда-то исчез, зато уровень жидкости в бутылке коньяка остался неизменным.

– По половинке?

Я не возражал.

– Так в чём же их отличие-то? – решил всё-таки продолжить тему после формальной паузы, полагающейся для пережёвывания закуски, Николай.

– Да – в чём… Знаете… Мне, как раз, когда я срочную отслужил и только вернулся… с матушкой моею в ту самую Кержинку – вы упоминали – поехать пришлось. По печальному поводу – умерла её сводная сестра, тётя Наташа. Она одинокая была, жила себе тихонечко – и умерла… в хатке такой… Раньше-то я у неё только один раз был, маленьким совсем, а тут, в более – менее взрослом состоянии… Так-то мы в Кержинку наведывались, но заезжали к другой сводной сестре, Ганне – у той и семья, и дом по тем временам хороший… Когда приезжали, и тётя Наташа к ней заходила с нами повидаться… Ну, по крайней мере, я почему-то у неё в доме не был, а тут зашли с матерью… В общем, как сейчас принято говорить – это был культурный шок.

– Что же там… такого?

– Ну… Вокруг домики под железными крышами, палисадники… Где-то мотоцикл у двора стоит, машина даже… А тут – плетень покосившийся… Среди вишен, за плетнём, хатка низенькая, беленькая, вроде как тоже покосившаяся, под высокой крышей, соломенной, труба белая из соломы торчит… Дело летом было, как раз вишни созрели. Дверь дощатая в хатку – я роста невысокого, а согнуться пришлось, чтобы войти. Крошечные сени, ещё дверь – и единственная комната, с печью на целую её треть.

– Типа студия, – усмехнулся Николай.

– Типа… Только пол земляной… Стол из выскобленных досок сколочен, у стены за столом лавка. Стены неровные, мелом побеленные, как руками лепили… Окошко крохотное на четыре стёклышка… Нет – два окошка. Иконки в углу, на полочке… Единственный анахронизм – кровать железная никелированная с высокой периной, подушками, кружевом каким-то аккуратно застелена – я думаю, тётка моя больше на печи спала. Вообще чистенько так, даже на полу, хоть и земляной. Да… Так что меня поразило – потолка не было. Вот прямо солома над головою, как шалаш. А! И ещё анахронизм – лампочка на проводе с потолочной балки свисает… Потолочные-то балки – да просто жерди ошкуренные – есть, понятно, без них же крышу не поставишь, а на балках – до них рукой достать можно – пучки с травами на гвоздиках висят, сушатся и пахнут. Вообще странно так говорить о запахе, но мне запах запомнился. Словами-то не передать – но тёплый такой, пряный… И лучик света сквозь крышу каким-то образом пробился когда мы там были, и прямо на иконки…. Вроде бедно всё до слёз, и плохо, а мне вдруг так хорошо показалось… До сих пор всё помню. В деталях. Тётю Наташу от дома Ганны провожали… Наверное, она болела и там умерла, и мы с мамой в этот домик просто так пришли, с местом попрощаться. Домик-то долго не мог простоять – стены каждый год мазать надо, потому как – мазанка. Крышу поправлять, зимой топить. Так и оказалось – долго не простоял, колхоз кому-то участок потом прирезал… А теперь и самой Кержинки считай нет.